Олег Селянкин - Судьбы солдатские

Пришли с большим запасом времени, но и другие командиры рот тоже не проспали своего часа, они уже кружили около пополнения, щедро распахивали свои кисеты с ядреной махоркой.

— И когда они налететь успели? Ночевали здесь, что ли? — беззлобно, даже с доброй завистью проворчал командир роты.

Трофим тактично промолчал и побежал глазами по лицам пополнения. Так и есть, зеленый молодняк! Только три солдата, видать, войну уже нюхнули. Но заполучить этих и думать нечего: около них прочно уже обосновались командиры первого и третьего батальонов; похоже, командиры рот их как тяжелую артиллерию на подмогу себе вызвали.

И вдруг сердце сладостно и тревожно забилось. А еще через мгновение Трофим осторожно тронул за локоть командира роты и прошептал, не тая волнения:

— Слышь, Флегонт Иванович, возьми к нам вон того ушастого головастика. Вокруг которого никто не вьется.

Старший лейтенант глазами сразу же нашел того молодого солдата, за которого молвил слово Трофим, подошел к нему и спросил:

— Фамилия, имя, отчество?

— Солдат Сорокин Дмитрий Сидорович! — отрапортовал тот, вытянувшись и глядя не на офицера, обратившегося к нему с вопросом, а на Трофима, невозмутимо стоявшего чуть в сторонке.

— Ну, подходили к тебе «купцы», твоим согласием заручились? — продолжал Нечаев, словно и не понял, что случилось редчайшее — братья на фронтовых дорогах встретились, что они, если он того добьется, с сегодняшнего дня рядом к победе или смерти пойдут.

Хотя хорошо это или плохо, что братья вместе будут? Одни считают, что подобная семейственность на боеспособность части очень даже положительно влияет, а другие, не отрицая этого, упор на другом делают: дескать, легко ли одному из братьев будет, если другого пуля или осколок навечно искалечат, смертельно приголубят?

— Ко мне не подходили, слабаком считают, — с обидой ответил молодой солдат.

Действительно, младший Сорокин и ростом не вышел, и в плечах несколько узковат. Вот поэтому его голова, утонувшая в каске, и казалась непропорционально большой. Головастик, одним словом, как точно подметил Трофим.

Однако Нечаев увидел и широкие натруженные кисти рук, торчащие из рукавов несколько широковатой гимнастерки, и то, что не было даже намека на робость в глазах молодого солдата.

Чтобы проверить себя, все же спросил:

— Успел поработать или прямо из-за школьной парты сюда?

— Работал два года. Токарем. На том самом станке, за которым до службы в армии Троша стоял…

— Я тебе, головастик, такого Трошу пропишу, что неделю сидеть не сможешь! — немедленно отозвался старший брат. — Или уже забыл, что в действующую армию прибыл? И здесь я тебе не Троша, а сержант, кавалер двух медалей «За отвагу»!

Вроде бы и сурово все это высказал Трофим, но командир роты почувствовал за всем этим братскую нежность и решил, что обязательно выпросит Дмитрия Сорокина к себе в роту. С этим решением и зашагал к начальству, в душе надеясь, что теперь-то, оставшись одни, братья обнимутся, изольют друг другу словами накопившееся на душе, но Трофим, погрозив брату пальцем, немедленно и молча зашагал за своим командиром.

— Может, для начала его ко мне ординарцем определить? Пока привыкнет, освоится? — предложил старший лейтенант, когда младший Сорокин уже не мог их слышать.

— Не, сразу к нам во взвод. Ежели доверяете, ко мне в отделение, — без малейшего колебания возразил Трофим. — Пусть с первого дня фронтовой жизни из солдатского котелка ест Ординарец, он что? Конечно, и у него обязанности имеются, конечно, и ему в боях, случается, и горькое перепадает. Но все равно он, как и прочая обслуга, настоящей солдатской службы и не нюхивал. А Митька — наших кровей, сорокинских.

Дмитрий был зачислен в отделение Трофима, и тот привел его в свою землянку, сказал, кивнув на свободное место на нарах у самой плащ-палатки, заменявшей дверь:

— У нас в отделении такой порядок заведен, что новичков, пока они себя в деле не проявят, для жительства всегда здесь определяем. Ежели он боец стоящий, то вскорости и на другое место передвигается. Считай, на повышение идет.

Младшего Сорокина сказанное братом будто нисколечко не задело, он положил на указанное ему место вещевой мешок, шинельную скатку и каску, повернулся лицом к солдатам, которые лишь угадывались в густом полумраке, лихо вздернул руку к пилотке и в меру громко доложил:

— Солдат Сорокин. Младший… Дмитрий, значит.

Его словно не услышали. Но он каждой клеточкой тела чувствовал: все, пытливо разглядывая его, стараются разгадать, каков он, младший брат Трофима, окажется он настоящим солдатом или чуркой с глазами (бывало и такое), от которой всегда и везде толку мало.