Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана

Полковник Юсси Пеккала встретил «лесных гвардейцев» на околице поселка, и, пока они проходили перед ним, он не отрывал руки от козырька своего кепи. Это была его армия, которую он спас от гибели, которую вывел из чахлого леса, сохранил и сберег; это была его надежда и надежда тех, кто томился сейчас в оккупированной немцами Лапландии!..

– Хуррра-а! – кричали «гвардейцы», проходя мимо, и подбрасывали кверху свои видавшие виды старые кепи…

Конвоир вел лейтенанта Агриколу. Бледный до синевы офицер хватал ладонью легкий снежок, жадно глотал его.

Юсси Пеккала восторженно сказал:

– Ну, сукин сын, полюбуйся! Это моя правда, а твоей здесь нету!..

Шюцкоровец плюнул себе под ноги, выругался:

– Быдло, я знаю, что быдло!

– Нет, это уже армия, – ответил ему полковник.

– Сто-о-й! – раздалась и замерла вдалеке команда.

Колонна «лесных гвардейцев» остановилась, заняв улицу поселка во всю длину. С правого фланга к ней присоединился гарнизонный батальон. Глухо пророкотал барабан, запели флейты, и громадное белое знамя, пересеченное синим крестом, медленно проплыло вдоль улицы.

Юсси Пеккала, улыбаясь краешком скупо подобранного рта, шел навстречу этому знамени. На крыльце штабной канцелярии появилась Кайса в меховой шубке нараспашку. Тряхнув непокрытыми волосами, закурила сигарету.

– Иди, иди, – сказал ей полковник, – тут и без тебя народу хватает…

– Всегда не так, – обиделась Кайса и встала на порог, чтоб ее не было заметно.

Командир района вышел на середину улицы, поднял над головой руки, и все увидели заплаты на локтях его куртки.

– Солдаты, – возвестил он негромко, – наступил решающий час!.. Если нет приказа из «Падацци мармори», есть приказ совести. Наконец, есть договор, и в нем сказано ясно: финская армия сама должна выгнать немцев со своей земли!.. Лапландия горит, тысячи наших братьев и сестер объявлены заложниками. Северные города наши, в которых тепло зимой и прохладно летом, превращаются в пепел. Дети проводят ночи под сиянием полярного неба. Хюрюнсальми! – не говорите о нем, этого города уже нет. Кеми! – не пишите туда писем, в этом городе устроили облаву на финнов, как на диких зверей… Но мы еще не разучились стрелять, и мы знаем, что меткая пуля, пущенная под левый сосок, валит с ног любого фашиста!..

Он остановился, оглядев строй, и продолжал спокойнее:

– Немецким солдатам говорят, что в южной Финляндии царит коммунистический террор и финский народ, наш дружный народ, раскололся… Ха, вот идиоты! И еще говорят, что в северной Финляндии образовано какое-то там, сатана перкеле, национальное правительство… Не верьте этому, это гнусная ложь; в Лапландии распоряжается не правительство, а тесак егеря, который колет каждого, в ком течет финская кровь!..

Маленький, щуплый, он вдруг легко сорвался с места, вбежал во двор канцелярии. Как лошадь, впрягся в оглобли телеги и – откуда берутся силы? – выкатил ее на улицу.

– Смотрите! – крикнул он, сдернув с телеги брезент. – Пусть видит каждый, что делают с нашими братьями!..

И он потащил телегу вдоль строя людей, застывших в суровом молчании, и никто не отворачивался, никто не закрывал глаза. Только руки «лесных гвардейцев», вздрагивая, тянулись к лохматым головам, чтобы скинуть с них кепи.

– Смотрите!.. Смотрите и – не забывайте!..

Финский солдат, старый крестьянин и женщина в городском платье лежали на свалявшейся в крови соломе; телега подскакивала на ухабах, и головы мертвецов покачивались из стороны в сторону. У солдата был выколот глаз, у женщины отрезаны груди, и вся она была похожа на страшный черный обрубок. Диким средневековым кошмаром громыхала телега вдоль улицы…

Конвоир вел мимо канцелярии Агриколу.

– И – он!.. И – он! – вдруг яростно закричала Кайса, спрыгивая с крыльца в снежный сугроб. – Пусть и он видит!..

Все невольно повернулись в ее сторону. Она догнала у дверей карцера лейтенанта Агриколу, рванула его за ворот мундира. Железный крест оторвался от груди офицера, упал в снег. Кайса потянула лейтенанта к телеге, а он, упираясь, все пытался поднять этот крест.

Конвоир, вдруг отбросив карабин, вывернул шюцкоровцу руки за спину, почти пригнул его к земле, подвел к телеге.

Агрикола отвернулся от мертвецов, исподлобья взглянул в перекошенное лицо женщины:

– Что ты хочешь от меня… банщица?

Потревоженные войной медведи долго не могли отыскать места для своих берлог и, озлобленно урча, бродили в густом буреломе. Волки перестали бояться людей, выбегали на дороги стаями, все поджарые, сытые – хорошо знают вкус человечины. Воронье оголтело кружилось над опустевшими деревьями. Собаки, наоборот, притихли по конурам, тоскливо щелкали блох на запаршивевшей шкуре; голодно, холодно, а от людей не уйдешь…