Максим Михайлов - Стреляешь в брата — убиваешь себя

Серб гулко захохотал.

— Конечно! Само собой! Радко ошибся! Вы очень добрые и хорошие люди и, конечно, оказались здесь совершенно случайно!

— Да-да! Так оно и было! — торопливой скороговоркой вторил ему Андрей, как то до ужаса ясно осознав, что если он сейчас не убедит этого сумасшедшего, то умрет, вот прямо здесь, на этом самом месте, до самых печенок продрало понимание, заставив язык работать с удвоенной энергией.

— Молчать! — взревел серб и, неожиданно проворно шагнув вперед, ударил его ногой в лицо.

Андрей подавился собственным криком, разбитые еще утром губы лопнули, как переспевшие сливы, брызнув наполнявшей их темной кровью.

— Молчать! Не вы, так другие, такие же! Или может быть вы тоже сербы?! А?!

— Подождите! Не бейте его! — делая попытку подняться на ноги и умиротворяюще раскинув в стороны руки с раскрытыми пустыми ладонями, вскрикнул профессор. — Конечно мы не сербы, но и не хорваты! Мы русские туристы! Мы совершенно случайно здесь оказались!

— Молчать! — снова рявкнул, замахиваясь на профессора прикладом серб.

Двустволка взлетела в воздух и на мгновенье замерла в верхней точке замаха, готовая опуститься на седую профессорскую голову. Владимир Михайлович видя неотвратимость удара, весь сжался, вновь опускаясь на землю и пытаясь прикрыться руками. Но удара не последовало, приклад медленно опустился, а серб глухо застонав, будто от тупой ноющей боли, застыл на месте, прикрыв глаза. С минуту он стоял неподвижно, профессор и Андрей боялись пошевелиться, скорчившись в нескольких шагах от него, потом серб опустил ружье, с силой провел по лицу рукой, словно стирая налипшую на него паутину, и посмотрел на них новым изменившимся взглядом. На этот раз в глазах не было того торжествующего безумия, что так напугало их в начале, просто они были полны боли и лишь в самой глубине тлел еле заметный огонек легкой сумасшедшинки.

— Кто вы? — спросил серб, ладонью придерживая все еще бьющуюся в тике щеку.

— Русские! — веско выговорил профессор. — Русские ученые, случайно попавшие в эту заваруху. Теперь мы пытаемся выбраться из города.

— Русы? — недоверчиво уставился на них серб.

— Русы, русы, — подтвердил профессор. — Только вот от этого совершенно не легче…

— Простите, на меня что-то нашло, я принял вас за этих…

Лицо серба вновь перекосила гримаса ненависти, и профессор поспешил вставить успокаивающим тоном:

— Да ничего, мы все понимаем…

— Что вы можете понять? — горько произнес серб, устало опустившись на землю.

Он удивленно оглядел ружье в своих руках и отложил его в сторону.

— До сегодняшнего дня у меня была семья, был свой дом… Теперь ничего этого нет. Вчера я, как обычно, ушел на дежурство в котельную, а когда вернулся, оказалось, что у меня больше нет ни семьи, ни дома…

Из его правого глаза, чертя белую дорожку на закопченной щеке, скатилась крупная слеза, он досадливо смахнул ее рукавом, но за ней прозрачной жемчужиной уже капнула вторая.

— Тогда я пошел к своему соседу, он хорват, но мы всегда жили мирно, были хорошими соседями и никогда не вспоминали, что у нас разные национальности до сегодняшнего дня. Я пришел к нему, и он сразу отпер мне дверь. Он говорил, что ничего не мог сделать, что утром пришли какие-то вооруженные люди, они изнасиловали мою жену прямо во дворе дома, а когда сын пытался заступиться за мать, его просто застрелили. Пристрелили, как бешеную собаку, походя, не думая и не жалея… А потом отрезали голову моей жене… Так у меня не стало семьи… Потом они затащили трупы в дом, и подожгли его… Так у меня не стало дома… Он утешал меня, говорил какие-то слова… А я тогда вспомнил, что он тоже хорват…

Серб судорожно сглотнул и замолчал, глядя куда-то внутрь себя остекленевшими глазами.

— И что же было дальше, — предчувствуя что-то страшное, облизнув пересохшие губы, спросил профессор.

— Дальше? — будто очнувшись от кошмара, быстрой скороговоркой произнес серб. — Дальше все было очень просто. Я взял со стола кухонный нож и ударил его в горло. Он страшно захрипел и схватил меня за грудки. Тогда я ударил его еще раз и еще, я бил и бил, в грудь, в живот в лицо, до тех пор, пока он не отпустил меня и не упал. Потом я бил его ногами, а он уже перестал хрипеть и, наверное, умер. Потом прибежала его жена, она очень громко кричала, и я ударил ее ножом в рот, чтобы она прекратила, но она стала кричать еще громче, пришлось перерезать ей горло, я не мог выносить этот крик. Видите, как они испачкали кровью мою одежду?