Борис Зубавин - Июньским воскресным днем

— Грещак Иван Самойлович, — вызывающе сказал меж тем Степаков. — Может, слыхали?

— Нет, не слыхал, — в задумчивости проговорил майор и крепко потер ладонью лоб. — Прочтите, — он протянул Степакову лист протокола предварительного дознания, — и распишитесь.

— Зачем? — спросил Степанов.

— Так надо для порядка.

— Я потерял очки на дамбе. А без очков не вижу.

— Не ломайтесь, гражданин Степаков. Вы все прекрасно видите и так же прекрасно осведомлены о том, зачем это делается. Прочтите и распишитесь. — Майор устал, хотел спать, он не верил ни единому слову своего собеседника.

— Ладно, — сказал Степаков. — Я могу расписаться не читая.

— Нет уж, лучше прочтите, — не повышая голоса, едва усмирив неожиданно возникшее в нем раздражение, сказал майор.

— Что с вами делать, — снисходительно сказал Степаков. — Так и быть. — Он принял от майора бумагу, быстро пробежал ее глазами, подошел к столу и размашисто расписался.

— Теперь, надеюсь, могу быть свободен? — уже не садясь на стул, спросил он.

— Нет, вам придется еще немного задержаться у нас. Отдохнуть.

Степаков колюче поглядел на майора. Медленно, с расстановкой, сказал:

— Вы за это ответите.

— Как водится, — спокойно согласился майор и крикнул: — Дежурный!

Дверь тотчас распахнулась, и на пороге встал сержант с красной повязкой на рукаве.

— Уведите задержанного, — распорядился майор.

— Однако, — возмущенно пожал плечами Степаков, но тем не менее заложил руки за спину и покорно направился к двери.

А сержант Чернышов-младший исправно выполнял службу на дамбе. Когда настало время покинуть ему свой пост, про Степакова на заставе было уже кое-что известно. Во-первых, местное отделение милиции сообщило, что ни в самом городе, ни в окрестностях никакой Грещак Иван Самойлович не проживает, а во-вторых, от дежурного по штабу отряда была получена телефонограмма следующего содержания: «Степаков Игорь Петрович, проживающий в городе Кизыл-Арвате, год рождения 1925-й, является государственным преступником, растратившим крупную денежную сумму и привлеченным к уголовной ответственности. Скрывается от ареста. Объявлен всесоюзный розыск».

Все это было сообщено Степанову. Тот некоторое время молча сидел на стуле, уперевшись ладонями в колени, потом выпрямился, криво усмехнулся и сказал:

— Ладно. Ваша взяла.

— С какой же целью вы приехали к нам сюда? — спросил майор.

— А зачем вам теперь знать об этом?

Они пристально, изучающе посмотрели друг на друга: майор — устало и терпеливо, Степанов — зло.

— Хотели перейти границу? — спросил майор.

— Да.

— Так сказать, в капиталистический мир? С пустыми-то руками?

— А это уж не ваше дело! — вскинулся Степанов.

— Нет, почему же, — как бы с сожалением сказал майор. — Ничего у вас не вышло, гражданин Степанов.

— Вижу. — Степанов как бы подчинился спокойствию майора. — Как меня опознали?

— Сержант просто выполнял свой долг. Вот и все. Просто наблюдал, сопоставлял…

Майор поднялся, давая этим понять, что разговор закончен, и не так уже громко, как прежде, позвал:

— Дежурный, уведите задержанного.

Пока запрашивали паспортный стол городской милиции о проживании в Чоповичах некоего Грещака, ожидали ответа на телефонограмму, посланную дежурному по штабу отряда, находящегося чуть не в ста километрах от Чоповичей, майор Васин успел побывать дома, побриться, пообедать и даже крепко и беспечно поспать два часа с лишним. Рассчитывать на большее он не мог: в канцелярии ждали неотложные дела, и поручить их исполнение милому, старательному лейтенанту Деткину пока не было никакой возможности. Деткин довольно успешно занимался с сержантами и солдатами физической и строевой подготовкой, самодеятельностью, а службу и политзанятия вершил сам майор Васин. Будь на заставе замполит — все бы встало на свое место, и майор мог бы сегодня поспать не два с небольшим часа, а пять-шесть часов. Но замполита не было, и когда его пришлют — нет никакой ясности, а лейтенант Виктор Петрович Деткин, хотя и старался исполнять все поручения майора самым наилучшим образом, вести переговоры с дорожниками о месте вскрытия на участке, охраняемом заставой, песчаного карьера, как это предстояло сделать майору завтра рано поутру, не мог. А задержанный сегодня по всем признакам выдавал себя вовсе не за того, кем был на самом деле.

Странные чувства испытывал майор Васин к лейтенанту Деткину. Тут сплелись и отцовская снисходительность, и искренняя, грустная, дружеская зависть. В самом деле, как же еще он был молод, этот смуглый, подтянутый, по-мальчишески длинноногий, изящный лейтенант, только что закончивший пограничное училище и не успевший как следует обносить обмундирование, свежо поскрипывающий портупеей и начищенными сапогами. Все у него еще впереди — весь жизненный путь. Майор Васин тоже не так-то уж стар — подумаешь, сорок восемь лет. Но в последнее время майор все чаще стал испытывать усталость, и все ему приходилось делать как бы через силу, а это значит, укатали сивку крутые горки и пришла пора подумать о гражданке. И ноги у майора Васина начали уставать, и не так-то легок стал он на подъем, хотя никому об этом не говорит, даже верной спутнице жизни своей — Наталье Сергеевне. Впрочем, она, вероятно, догадывается, только тактична, предупредительна и делает вид, что никаких перемен за своим майором не замечает. А вот сыну ничего такого и в голову прийти не может. Мог бы быть и повнимательнее, нынче заканчивает десятилетку, и придет срок — повезет майор Васин своего парня в Москву, в бывший город Бабушкин, в пограничное училище, и таким манером продолжится васинская династия пограничных офицеров. Да, с мальчиком дело решенное. Так он и сам хочет. Да и то сказать, пойди попробуй отведай этой тревожной, беспокойной пограничной жизни, и тогда что-нибудь одно: или полюбишь, или отречешься от нее. Середины нет. А Юрка уже кое-что испытал-опробовал и в Армении, и на Курилах, и в Заполярье, и в туркменских песках, видел двухметровых варанов, северное сияние, снежную вершину Арарата, даже огромную волну цунами, которой, быть может, двух-трех десятков метров не хватило на то, чтобы слизнуть заставу со всеми ее строениями, населением, движимым и недвижимым имуществом. На чем он только не ездил, этот васинский малый: и на оленях, и на собачьих упряжках, и на верблюдах, и на ишаках. В четырнадцать лет он не хуже солдат научился обращаться с карабинами, автоматами, ракетницами: заряжать, разряжать, стрелять, разбирать-собирать и чистить. А сколько он узнал за эту свою мальчишескую кочевую жизнь всяческих примет, повадок, условностей, соответствующих и заполярной, и субтропической, и другой иной местности обширного Отечества нашего!