Олег Смирнов - Неизбежность

Кроссворды и шарады, наверное, занятные, и про первые оперы знать небесполезно, только вот времени для досуга у нас практически нет: за день так намотаешься, что скорей бы завалиться на боковую. Разве что в последние денечки дышим повольготнее, да и то хватает забот. Так что не сердитесь, синьор Ринуччини, если я не знал о вас до сих пор. Извините заодно, если я вас забуду назавтра: другим занята голова… Отдав «дивизионку» ординарцу Драчеву — на раскур, — я надумал разуваться. Не стянул сапога, как услыхал из угла, где Драчев передвигал котелки (обожает погреметь своим хозяйством):

— Оно конечно, звездочка Базыкову потребственна не так сейчас, как опосля, когда мирная житуха затвердится прочно, без заднего хода. Почет будет и продвижение по работе, по службе, кем он там будет…

Я бы мог сказать ординарцу что-нибудь резкое. Но говорю спокойно:

— При чем здесь поблажки и выгоды? Награды свои мы зарабатывали не ради выгод…

— Э, товарищ лейтенант, красивые слова! В гражданке на доть пробиваться. А у кого на грудях звезды-ордена, тем, понятно, будет ловчей…

И опять я сдерживаюсь, говорю мягко, убеждающе:

— Ты не прав, Миша! Никому не надо будет пробиваться.

Фронтовиков и так не оставят без внимания.

Драчев не поддерживает дискуссии, но котелками гремит.

Я тоже умолкаю, кряхтя, стаскиваю второй сапог. В то, что я сказал, верю. Нас не оставят без ласки. Не оставят…

В дискуссию о значении в послевоенной, без заднего хода, жизни фронтовых наград ни Петров, ни Иванов, ни Колбаковский не встряли. Возможно, оттого, что у лейтенантов никаких правительственных наград нет, а у старшины — единственная медаль "За отвагу". Нет, все-таки Драчев вдвойне не прав: о фронтовиках позаботятся — это так, а во-вторых, у нас не принято жить лишь прошлыми заслугами, эти свои награды мы можем и обязаны будем подтвердить на мирном поприще! Мысль представляется мне убедительной, и я засыпаю з хорошем настроении.

Уже сквозь дрему слышу, как Иванов говорит:

— Отсидели четыре года в дзотах и траншеях, поползали на пузе по даурским степям… Забайкальская военная академия!

— Закончим ее, сдавши экзамены. А экзамены те — война с Японией. — отвечает Петров.

А сутки спустя, вечером восьмого августа, снова был митинг.

Множество собраний, совещаний, заседаний, бесед и митингов изведал я за свой недолгий век, но такого митинга не было и не будет! Митинг, на котором нам объявили о начале войны с Японией… Я смотрел на тех, кто выходил на середину полкового построения, слушал выступавших с речами и почти пугался обыденности происходящего и своей обыкновенности, то есть того, как ординарны мои мысли и чувства, как привычно, по-земному воспринимаю я события. Будто ничего из ряда вон выходящего! А должны были заблистать молнии, ударить гром, разверзнуться хляби небесные… не знаю, что еще должно было б быть Но наплыла уверенность: все как надо, и ты будь собой.

Командир полка произнес речь: пробил долгожданный час, Советское правительство заявило о состоянии войны с Японией с девятого августа, командование отдало приказ о переходе границы, мы с честью и достоинством выполним этот приказ, разгромим ненавистного врага, да здравствует Родина, вперед, орлыоршанцы! Потом выступали разные люди, от нашего батальона аж двое — замполит Федя Трушин и, гляди-ка, мой взводный Петров Сева; оба держались уверенно, будто только тем и занимались всю жизнь, что толкали речи на широкой публике. Ну, с Трушиным ясно: политработник, речи ему не в диковинку. Но Сева Петров, еще вчера сидевший на тыловой норме в "Забайкальской академии", так смущенный моим фронтовым и франтоватым видом?

Федя Трушин нажимал на политику: мы верпы интернациональному долгу, освобождая Китай, способствуем освобождению всей Азии от японского империализма, к тому же содействуем и союзникам в боевых действиях на Тихом океане, иначе они еще пропурхаются. Сева Петров, не мудрствуя лукаво, повторил то, о чем говорилось вчера в палатке: воины, прошедшие "Забайкальскую военную академию", выдержат боевой экзамен, не отстанут от славных фронтовиков, покажут, на что способны забайкальцы, будут сражаться, не щадя живота своего. И все выступавшие, конечно, изъявляли радость, что настал наконец срок рассчитаться с подлыми агрессорами, разгромить кровожадных и коварных самураев, погасить очаг войны на Востоке и обеспечить всеобщий мир на земле. После каждого выступления над строем перекатывалось «ура», столь громоподобное, что, казалось, его услышат и по ту сторону границы.