Дивизионная, армейская и фронтовая газеты пестрели шапками: "Тяжело в ученье — легко в бою!" и "Больше пота в ученье — меньше крови в бою!". Учиться, конечно, надо. Но как бы ни тяжело было в учениях, в бою будет еще тяжелей, и, сколько б пота ты ни проливал, крови тоже достаточно прольется. И еще: все то, что мы отрабатывали, давным-давно изучено и, так сказать, неоднократно опробовано ветеранами на практике. Молоденьких, свежего призыва солдат полезно погонять, поучить умуразуму, но гонять прошедших Отечественную Голсвастикова, Кулагина, Логачеева, Свиридова, Черкасова, Симонепко и прочих зубров? Однако я из них пот выжимаю, как и изо всех, как и из себя. Не люблю что-либо делать для блезиру. Если уж взялся, так делай с полной отдачей. Если проводить занятия, так на совесть.
Мои взводные, Иванов и Петров, тоже не щадят живота своего на занятиях. О старшине Колбаковском и говорить нечего: старый армейский конь тянет ротную телегу, как коренник.
От ветеранов я еще требую: передавайте свой опыт, свое умение молодым солдатам. Занимаемся с утра и дотемна: тактическая подготовка, огневая, строевая, занятия по матчасти, по противохимической защите и так далее и так далее. Наитяжкое — тактические учения то в масштабе батальона, то в масштабе полка, а предстоят еще, сулит нам комбат, дивизионные учения. На учениях схема одна: марш по степи, потом копаем окопы и траншей (будто их не накопала до нас Семнадцатая армия, пользуйся готовенькими, по нельзя: будет упрощение, а боевые действия надо усложнять, приближая к реальным), занимаем оборону, потом идем в наступление, прорываем оборону, потом идем в наступление, прорываем оборону другого батальона или полка, отбиваем контратаки, продвигаемся в глубь укрепрайона, и опять марш по степи. Иногда наш батальон выступает в роли обороняющейся стороны.
Трехдневные учения дались тяжко потому, очевидно, что солнце окончательно взбесилось и пекло, как никогда. А к тому же спали мало; ночами были марш-броски. Скатки через плечо натирают шею, противогазы оттягивают бок; снова нам их выдали: команда "Газы!", и мы натягиваем на потные грязные рожи резиновые маски; и так дышать нечем, а тут еще душишься в противогазе. Команд хватает: "Воздух!", "Танки справа!", "Танки слева!", "Конница с тыла!" — мы рассредоточиваемся, залегаем в цепи, изготовившись к отражению атаки самолетов, танков или кавалерии. "Огонь, залпом, пли!" — хлопают холостые патроны, вместо ручных гранат летят взрывпакеты, грохает вполне натурально. Вижу: фронтовикам эти игрушки осточертели, новенькие, молоденькие, прилежны, восточники во главе с Ивановым и Петровым столь же прилежны: привыкли за тыловые годы ко всяким учениям, составлявшим смысл их существования. Но надо действовать по правилам, и я требую от всего личного состава серьезности, всамделишности, попутно внушая себе: так нужно! И захлебываюсь сухим, прокаленным воздухом и горьким потом…
Полуживые воротились с учений, и первым, кого я увидел в расположении, был ординарец Драчев. Он нисколько не хромал, шел нормальной, шустрой походкой. Я еле вымолвил:
— Прошла нога?
— Так точно, товарищ лейтенант. Потому как учения и освобождение кончились. — И ощеряется, плут.
А между прочим, на учениях ординарец ой как был потребен, пришлось временно назначить молоденького Яшу Вострикова, расторопного и услужливого. У меня нет ни сил, ни желания выяснять что-то у Драчева, совестить, читать мораль. Молча прошел к палатке.
Я шагал в штаб полка на офицерское совещание и услышал, как чернявый, смуглый, цыганистый — лишь серьги не хватало в ухе — чужой солдатик нажаривал на аккордеоне. Проходя мимо, машинально взглянул на планки. «Поэма»! Именно на таком аккордеончике нажаривал свои бесконечные танго Егорша Свиридов, мир праху безвременно погибшего инкрустированного сокровища — личной собственности старшины Колбаковского. Другие трофейные аккордеоны живы! И на них гуляют, как говорят на Дону.
А на совещание вызвали, чтобы внушить: командирам подразделений надо усилить напряженность в боевой подготовке. Честно говоря, что это значит — усилить напряженность — я не совсем понимал. Если под этим подразумевается, что нужно гонять на учениях еще сильней, — то сие невозможно: мы гоняем и нас гоняют как Сидоровых коз. Как говорится, на пределе. Вот-вот рухнем.
И уже хочется, чтоб быстрей началась война. Противоестественное желание, но понять нас можно: вымотаны до чертиков. Припоминаю: в тылу, на полуголодной норме, думалось, как бы скорей на фронт, на первую норму, чтоб наедаться. По-человечески это объяснимо.
Читать дальше