Олег Смирнов - Неизбежность

Полуодетый Василевский задремал на походной койке, когда генерал-штабист тронул его за плечо. Александр Михайлович открыл глаза, сел на кровати.

— Товарищ главнокомандующий! Только что Ямада по радио ответил советскому Главнокомандованию о готовности выполнить все условия капитуляции.

— Так-то лучше, — сказал Василевский, надевая и застегивая китель. — К сожалению, войну сразу не притормозишь. Ее легче запустить, чем остановить.

События развивались стремительно. О радиограммах генерала Ямада, о воздушных десантах, о подписании Ямада капитуляции в Чанчуне Василевский незамедлительно докладывал в Москву.

Сталин выслушивал его спокойно, холодновато и только сегодня, во время доклада о встрече с генералом Хата, Верховный помягчел. Редко это с ним бывает.

Да, Маньчжурская стратегическая операция завершается, подумал Василевский. Тут, на Востоке, на твои плечи, Александр Михайлович, легла тяжесть небывалая. Она и в том, что на Западе Ставка занималась фронтами через своих представителей, а Берлинской операцией при всем ее огромном размахе Верховное Главнокомандование непосредственно руководило из Москвы, взяв управление фронтами целиком на себя, здесь же, учитывая большую удаленность Дальневосточного театра, его колоссальную территорию, сложные природные условия, а также необходимость наиболее целесообразно и своевременно использовать Тихоокеанский флот в интересах трех фронтов, Государственный Комитет Обороны создал для стратегического руководства военными действиями Главное Командование советских войск на Дальнем Востоке. Возглавить поручили ему, Василевскому. Разумеется, Ставка не оставалась в стороне, но главком получал немалую свободу действий. И вот можно подводить некоторые, пожалуй, и не предварительные итоги.

Александр Михайлович посмотрел на часы. Время тянулось томительно. Но отлучаться никуда нельзя, надо ждать. Кстати, связь с Москвой, как и с фронтами, безотказная.

Он прилег на диван, расстегнул крючки, ослабил ворот кителя.

Хронический недосып, и недурно бы, пока позвонит Верховный, урвать полчасика-часик на сон. Но сна не было. День и ночь давно перемешались — работа такая, служба такая.

Да, близок финал исторической битвы на Востоке. Сокрушается основная сила японского империализма — Квантунская армия, освобождаются Северо-Восточный Китай, Северная Корея до 38-й параллели — на юг от нее высадятся американские войска, — Южный Сахалин и Курилы. Трудно переоценить значение этого для укрепления безопасности наших дальневосточных границ и для подъема народно-освободительной борьбы в странах Юго-Восточной Азии. Самым непосредственным образом это, конечно, коснется Китая. Мало того, что мы сокрушаем японцев, освобождаем Китай, — все трофейное оружие, всю трофейную технику передадим войскам, руководимым компартией Китая: им еще придется противостоять гоминьдановским войскам. Так война теснейше переплетается с политикой. Да ведь война — та же политика, только иными средствами.

А десанты в корейские порты Расин и Сейспн Тихоокеанский флот под командованием адмирала Юмашева — вкупе с армейскими частями — провел блестяще. Как, впрочем, и десанты на Южный Сахалин и Курильские острова, где тяжелые бои продолжаются. Моряки не подкачали, солдаты не подкачали. Вот главный герой войны — рядовой боец, ему мы должны поклониться в ноги!

Сколько их — тысячи тысяч — сложили головы ради Победы! Он, Василевский, везде и всегда старался беречь солдатскую жизнь, а на войне это непросто. Иные генералы попрекали его расчетливостью, осторожностью. Что ж, в разумных пределах он был и расчетлив, и осторожен, коль скоро речь шла о том, чтобы избежать потерь или хотя бы сократить их.

Гибли, разумеется, и полководцы — те же Черняховский и Ватутин. Мог погибнуть и он сам. Ну хотя бы поздней осенью сорок второго под Сталинградом. Нужно было срочно перелететь от Ватутина, с Юго-Западного фронта, к Голикову, на Воронежский фронт. Василевский обещал Верховному, дай бог памяти, двадцать четвертого ноября работать уже в войсках Голикова. Погода была нелетная, но Александр Михайлович настоял на вылете. Взлетели.

Сплошной туман, никакой видимости. Самолеты потеряли зрительную связь. К тому же, как и предупреждали летчики, началось обледенение. Машина, на которой летел Василевский, совершила вынужденную посадку прямо в поле, километрах в тридцатп юго-восточпее Калача (Воронежского) — на-Подгорноп. Как не сломали шею, до с их пор непонятно. Пришлось добираться по целине до ближайшего колхоза, затем на санях до шоссе, ведшего в Калач, и наконец — на первом подвернувшемся военном грузовике — к районной телефонной станции. Все, г, том числе и Москва, были встревожены "судьбой Василевского", а он болое всего тревожглся о судьбе «У-2», на котором летел состоявший при нем для поручений генерал Ручкшт: у того находились секретные документы Ставки, предназначенные для командования Воронежского фронта. И надо же: из семи самолетов лишь один, на котором летел Ручкин, благополучно добрался до Бутурлпповкп. Извинился Александр Михайлович перед летчиками за свой неосторожный приказ, да нужно было лететь, не задерживаясь, что поделаешь…