Наталья Ломаченкова: Переиграть время

Немец передёргивает плечами.

— Я волновался.

— Из-за мины?

Короткий острый взгляд глаза в глаза, прежде чем Рудольф отводит взгляд.

— Нет. Не из-за мины.

Вот теперь уже моя очередь пристыженно опускать голову, признавая свою вину. И всё же какое-то чувство, что ты кому-то нужен, теплом разливается внутри, перекрашивая весь мир в светлые тона. И хочется наплевать на всё, потому что я, кажется, начинаю понимать, о какой награде говорил Рудольф; хочется подойти к нему и прошептать короткое «прости», и тогда уже всё-всё станет ясным…

Не могу удержать горького вздоха. Наша встреча — только мгновение во временной ленте. Уже совсем скоро мне придётся возвращаться обратно. И эта проскочившая было искра угаснет под неотвратимостью событий.

Ещё никогда мне так не хотелось остаться.

— Пойдёмте кушать, Рудольф.

В конце концов у нас ещё будет время обсудить это. И разобраться в себе.

Выходим завтракать.

— Сегодня у нас мороки много? — с набитым ртом интересуется Дёмин. Неля торопливо переводит, натолкнувшись на недоумевающий взгляд Онезорга. Запоминаем — исконно русское слово «морока» обычно обещает крупные неприятности на чью-либо… мгм. Ну это я так, от себя, вольным стилем. Наверняка в исполнении Погодиной фраза получилось достаточно приличной.

И всё-таки жаль, что я не владею немецким.

Из общего набора слов, которые говорит Рудольф и переводит на доступный восприятию язык Неля, улавливаю только то, что сегодня вроде как работа несложная, а вся пакость оставлена на самый конец. Так что очень уж крупных неприятностей прогноз погоды до полудня не обещает. И то счастье.

Провожать позволено только до алой заградительной ленты, так намозолившей глаза. Мне порой уже начинает казаться, что она окрашена кровью. Параноя, наверное…

Тихим голосом пожелать удачи.

За всё это время, что я провела в прошлом, я твёрдо усвоила одну простую элементарную истину — я ненавижу ожидание. Особенно такое, когда вслушиваешься и с ужасом встречаешь каждую секунду — а вдруг именно теперь случится непоправимое? Когда внутри всё замирает, но ты не имеешь никакой, абсолютно никкой возможности прийти на помощь. И это страшно.

За короткое время успеваю передумать многие вещи, кроме самой главной, о которой думать не позволяет совесть. Совесть заставляет вспоминать чёрным шрифтом отпечатавшуюся в памяти строчку из архивов НКВД: "Лейтенант Р. Онезорг погиб во время обезвреживания шестого снаряда. Дело закрыто".

Шесть. Наиболее несчастливое число. Ненавистное число.

— Неля, Ольга!!

Подаюсь вперёд, с возрастающим страхом слежу за бегущими Дёминым и Онезоргом, пока они не выбегают за заграждение. Не останавливаясь — бросают на ходу:

— Мина в другом месте! Включились часы!

Следом за ними — в здание самоуправления. И холодом пробежавший по жилам животный ужас на недоумённый ответ военного, где находится сейчас Дом Офицеров.

— Мы там детский дом устроили… а что?

Потемневшее лицо Рудольфа. Едва различимый шёпот.

— Снова дети…

— Эвакуировать всех, — и с каких это пор у меня появился такой приказной тон, который не допускает неповиновения? — Немедленно. Оградить здание, никого не подпускать!

Секундное замешательство и торопливо отданная честь.

А дальше всё опять зависит только от минёров.

От Дёмина.

От Онезорга.

Вместе с воспитателями по возможности быстро вывожу детей наружу, за заграждение. По отрывистым голосам и фразам, коотрыми перекидываются мужчины, понимаю, что искомый провод наконец-то обнаружен. Теперь — обезвредить мину.

Я жду снаружи. Время тянется, как резина.

Что-то жжёт внутри, какая-то нестыковка, недосказанность. Нечто невыразимо важное, которое было случайно упущено в цепи идеально вывереных решений, и теперь не даёт покоя, потому что ещё чуть-чуть и оно будет потеряно навсегда. Но как ни пытаюсь, не могу найти ответа, этого слабого звена в сетке событий.

Из окна выглядывает улыбающийся Дёмин.

— Всё в порядке. Отбой!

Позволяю себе расслабиться. Всё хорошо.

Подбегает запыхавшаяся Неля, которую срочно вызвали в Горком.

— Пришёл пакет из штаба, Витя, Оля… С пометкой «срочно».

Видно, как Дёмин переглядывается с Онезоргом. Тот успокаивающе кивает.

— Иди-иди, я сам закончу. Тут совсем просто.

Ловлю взгляд Рудольфа. Что же я упустила? На чём таком важном не смогла остановиться?

Выходит Дёмин, и мы вместе идём к центральному зданию комитета. Виктор с Нелей чуть впереди, увлечённо беседуя; я сзади, лихорадочно перебирая в памяти события последних дней. Что ещё за пакет такой срочности, что его нельзя было отложить на потом?..