Алексей Ивакин - Десантура

«Ну, все. Убили…» — подумал он, сдергивая кольцо с единственной в его отделении гранаты типа Ф-1. «Хорошо, хоть пожрать успел…» И потерял сознание. В себя он уже не пришёл, но рука его разжалась именно тогда, когда к его телу осторожно подходили трое немцев из ягд-команды эсэсовской дивизии «Мертвая Голова».

А Петю Черепова подобрали уже после стычки, когда бригада ворвалась на позиции, оставленные фрицевскими миномётчиками. Ему повезло. Единственная пуля вошла ему в висок и вышла из другого, не задев каким-то чудом, кости черепа. Его эвакуировали в лагерь раненых на Гладкое болото, где он шутил, придя, время от времени, в сознание — А нет у меня мозгов! Вот немец и не убьет меня! И фамилия моя сокровенная — Черепов! А сам все вспоминал Гришку и Вагиза…

Мишку, кстати, съели в тот же вечер. Вместе с костями и печенью.

— А вы, Николай Ефимович, поддерживали связь с тем батальоном, который ушёл на старую базу?

— С батальоном капитана Жука? Пока была возможность — поддерживали, — ответил Тарасов.

— Каково положение было у них?

— Насколько я знаю, их постепенно эвакуировали оттуда. До наступления оттепели самолёты регулярно садились на болото.

— А когда снег стал таять? — продолжал спрашивать немец.

— А этого я уже не знаю. По объективным причинам, — Тарасов машинально коснулся белой повязки на голове.

— Тогда предположите, герр подполковник! Вы же должны хорошо знать Жука. Что он будет делать, когда самолёты будут не в состоянии приземляться?

Тарасов посмотрел в окно. Снег на улице уже давно превратился в жидкую кашу. Уже при первой попытке прорыва часть десантников побросала лыжи. Действительно, не сегодня-завтра, Жук останется без связи с Большой Землей. И что тогда?

— У Жука есть два варианта. Либо ждать, когда земля высохнет, либо идти на прорыв, — ответил комбриг обер-лейтенанту.

— И то, и другое — самоубийство, — усмехнулся фон Вальдерзее. — В первом случае — медленное, во втором — быстрое. Но есть и третий вариант. Вы можете обратиться к своим солдатам и уговорить их сдаться. Так будет проще всем. Мы относимся к пленным гуманно, вы — живой пример. Гарантируем им медицинскую помощь, еду, безопасность.

Тарасов посмотрел в голубые глаза немецкого аристократа. И вспомнил, вдруг ту деревню. И покачал головой:

— Нет.

— Вы отказываетесь помочь своим солдатам? Мне кажется, это ваш прямой долг командира — беречь их!

— Мой долг как командира — выполнение поставленной боевой задачи. Я ее выполнить не смог, а потому я им больше не командир, — жестко ответил Тарасов. — Тем более, это же десантники.

— Фанатики?

— Комсомольцы. Они, скорее, застрелят меня, если я приду к ним с таким предложениям.

— Вы не поняли. Никто Вас не собирается отправлять на это болото, — усмехнулся фон Вальдерзее. — Мы сделаем листовку и с нее вы обратитесь к своим бойцам.

— Нет. Ничего писать я не буду, — снова покачал головой Тарасов.

— Напишем мы. Вы подпишите.

— И подписывать тоже не буду.

— Вы упрямец…

С этим Тарасов согласился.

— Значит, вы отказываетесь сотрудничать с нами? — прищурился обер-лейтенант.

— А вот этого я не говорил… — подполковник улыбнулся. Правда, улыбка получилась кривой. Наверное, из-за ранения. Наверное…

По какому-то странному совпадению — именно в тот момент, когда подполковник Тарасов и обер-лейтенант фон Вальдерзее обсуждали судьбу первого батальона, капитан Жук обходил своих бойцов.

Раненые отлеживались в своих шалашиках, ожидая ночных «уточек». Они не знали, что самолётов больше не будет. Вообще. Невозможно сесть на перемешанную жижу из стремительно тающего снега и болотной грязи. Разве что на поплавках. Не на лыжах. Только вот не было у авиации Северо-западного фронта поплавков для «У-два». Последний самолёт пару ночей назад так и не смог взлететь, завязнув по брюхо в болоте. лётчик ходил вокруг машины мрачный — все заглядывал под крылья, проверял зачем-то расчалки.

Да и в шалашах спать было уже почти невозможно. Вода протекала через хвойные подстилки, не обращая внимания на мат десантников. На этот же мат не обращали внимания и немцы, сменившие тактику.

По лагерю три раза в день открывала стрельбу какая-то батарея. И ведь ровно по расписанию. В девять, в час и пять пополудни.

«Завтрак, обед и ужин» — мрачно шутили десантники.

Количество раненых и убитых росло.

Необходимо было что-то предпринять. Но что? Идти по этой густой жиже почти сотню километров и с боем прорываться через линию фронта? С ранеными на руках?