Алексей Ивакин - Десантура

Одного мощного удара не получилось. Операция распалась на несколько отдельных боев, никак не связанных друг с другом. Боев жестоких и кровопролитных…

Четыре переводчицы сидели у костра, дожидаясь, когда закипит вода в котелке. Хотелось спать, но сон не приходил. Бригада ушла на юг, «Добросли воевать!» — как выразился муж Наташи Довгаль — лейтенант Митя Олешко. А комендантский взвод и переводчиц оставили у бригадного госпиталя. Хотя они и рвались в бой, но комиссар бригады приказал им остаться. Пленных, мол, и потом можно допросить, а ненужный риск — ни к чему. «Глазки и ушки вы наши!»

Приятно, конечно, но обидно!

Больше всех волновалась Наташа. Быть замужем — это значит волноваться за двоих, а может и за…

— Наташ, а Наташ! Расскажи, как там…

— Где? — не поняла она, задумавшись.

— Ну… Ну, замужем!

Наташа тихонечко улыбнулась.

— Наташ, не томи! — глаза Любы Манькиной горели извечным женским любопытством.

— Ласково, Люб, нежно и ласково!

Ветки в костре уютно потрескивали.

— А как вы… Ну это…

— Любопытной Варваре нос оторвали! Замуж выйдешь — узнаешь! Заварку лучше доставай. Чаю пошвыркаем, — отмахнулась от любопытной подружки Наташа.

Манькина запустила руку в вещмешок, пошуршала там и вытащила кисет, в котором, в отличие от мужиков-курильщиков, хранила чай.

— А говорят первый раз больно, да?

— Люб, отстань от Наташки! — сказала Вера Смешнова, переводчица из третьего батальона. — Ну чего докопалась? Мужик у нее под пули ушёл, а ты?

— А я чего, — сыпанула Любка заварки в кипяток. — Наташка вон счастливая какая ходит. А я, поди, мужика и не узнаю никогда. Вон и сколь поубивало уже. Я и влюбляться-то боюсь. Ну, как убьют!

— Когда любишь — самой умирать не страшно. За любимого страшно, Люб! Вот я тут сижу, а он, может быть, уже раненый где-то лежит…

— Тьфу, тьфу! Ты что говоришь-то, Наташ! Накликаешь же! — Манькина постучала по полену. — Нельзя так говорить!

— Ты, Люб, комсомолка, а чего тогда суеверная такая? — сказала Вера.

А Наташа только вздохнула:

— У меня сахар есть, держите, девчат! — протянула она заветный мешочек.

Вдруг, молчавшая до этого, Зина Лаптева привстала:

— Слышите? Кажется, бой начался!

И впрямь. С юга донеслись звуки стрельбы, а потом и разрывов. Грозный грохот войны. И сон пропал совсем. Слишком уж тревожно стучали сердца в такт зловещей музыке далекого боя.

— Что-то рано начали… И слышно хорошо. Близко совсем…

Девушки замолчали, вслушиваясь в канонаду.

— А у меня парень ещё летом пропал без вести, в сентябре извещение пришло, — сказала Вера. — Вот я и пошла добровольцем, в тыл просилась к немцам. В разведшколу. Думала, вдруг найду его в плену…

— Ну, вот ты и в тылу немецком…

Вера только вздохнула в ответ. Потом допила чай и сказала:

— Девочки, я в туалет. Кто со мной?

Холод, постоянный холод. Днем и ночью. В результате, как ни спасайся, цистит. Это в лучшем случае, если чего другое, женское не отморозишь. Достаточно кружки чая выпить — и все, уже прижимает внизу живота. И жжет. А бежать некуда — кругом мужики. И какими шалями не обматывай живот и поясницу…

— Я с тобой, — сказала Наташа. — Девчат, подождете?

Отошли подальше от лагеря.

— Давай подержу, — Вера взяла наташкин «ППШ». Неудобно с автоматом в кустиках присаживаться в сугроб. Да ещё снимать полушубок, расстегивать комбез, вытаскивать из вещмешка вату…

— Вер, я все. Давай покараулю.

Наташка отошла чуть в сторону, по натоптанной уже девчонками тропинке. Это ее и спасло.

— Хальт! — с разлапистых елей слетел снег, обсыпав вышедших из-за деревьев немцев. В белых маскхалатах, белых касках, с оружием, обмотанным бинтами.

— Верка, немцы! Скорей! Скорей, Верка! — Завизжала от испуга Наташка и выпалила очередью из одного их автоматов. Конечно, не попала. Держа две тяжеленных железяки, с одной руки — редкий мужик бы попал. Пули ушли куда-то вверх. Но немцы попадали, заорав и открыли пальбу.

Пули свистели и шипели, взбивая снежные фонтанчики. Наташка упала тоже, ткнувшись лицом в сугроб. Потом приподнялась на локтях и дала короткую очередь. ещё одну…

— Верка! Верка!

— Наташка, беги!! Аааа!! — и крик внезапно оборвался. Довгаль встала на колено и от отчаяния выпустила сначала один диск, а потом другой в сторону фашистов, а потом побежала к лагерю. За подмогой.

Она так и не узнала, что случилось с Верой. Потому что этот немецкий взвод был не один. Лагерь раненых атаковали с трёх сторон, воспользовавшись тем, что бригада вся ушла на юг.