Алексей Ивакин - Десантура

— Ишь как ты казенно заговорил-то… Родина простила, партия доверила… Теперь нам это прощение и доверие снова заслужить надо!

— Прости, Ильич… Погорячился… — Тарасов быстро отходил от вспышек гнева, случавшихся с ним все чаще и чаще.

Мачихин только хотел предложить Тарасову вернуться в штаб, как в небо над Невьим Мхом взлётели три красные ракеты. А с севера накатывался неспешный гул тяжелых самолётов.

— Тэбешки! Никак Латыпов со товарищи прибыл? Не ошиблись координатами, надо же!

Тарасов и Мачихин побежали к аэродрому. Если так можно назвать расчищенную полосу в полторы сотни метров шириной и восемьсот метров длиной. Руками, расчищенную, между прочим, помороженными руками саперов, комендачей и всех, остальных, кто боевое дежурство не нес. В том числе, и легкораненые. Сначала раскидали снег, а затем, накинув веревки на бревна, волокли их по взлётно-посадочной полосе, утрамбовывая снег. Адская работа! Зато сейчас «ушки» садятся легко, и даже особо смелые пилоты на «тэбешках» умудряются приземляться на пятачок.

Но сегодня пилоты этих трёх самолётов не рискнули. Два из них снизились до ста метров и вниз полетели грузовые контейнеры, с привязанными оранжевыми лентами. А третий кружил поодаль. Когда транспортники «отбомбились» — третий зашёл чуть выше. И над базой бригады раскрылись три парашюта. Хорошо, что ночь была безветренной…

А через час началось совещание комсостава соединения.

— Доложите обстановку, Тарасов! — с места в карьер взял Латыпов.

— На данный момент бригада потеряла пятьсот девять человек обмороженными ранеными. Из них эвакуации требуют двести тридцать семь человек. Убитых и пропавших без вести около трёхсот…

— Что значит «около», подполковник? У вас, что учет потерь не ведется?

— Точный подсчет пока невозможен, товарищ полковник! Бригада постоянно ведет боевые действия и потери несем ежечасно. И больше всего от холода и голода. Пятьсот раненых было на утро. Сейчас я не могу сказать, сколько из них переживет эту ночь и сколько к ним прибавится к утру.

— Значит вы уже потеряли треть бригады, Тарасов! Бесполезно и бесцельно! Почему не обеспечиваете себя продуктами, как было запланировано штабом фронта? От вас только слезные радиограммы о помощи! У вас тут благородные девицы или советские десантники?

Тарасов опять начал закипать, но смог сдержаться. Лишь зло крикнул:

— Адъютант! Шашлыка принеси. Три порции. Гостям. Они с дороги устали! И чай организуй!

— Ну вот — шашлыком балуетесь, товарищ подполковник! — засмеялся Латыпов, но тут же посерьезнел. — Почему срываете график операции?

— Из-за этого… — кивнул Тарасов на побагровевшего Гринёва. — С ним только в городки играть. Воевать Гринёв не умеет. Бригаду свою проср…

— Выбирай выражения, Тарасов! — вскочил Гринёв и стукнул кулаком по столу.

— А ты лучше мне объясни, где вы шлялись? И почему за твое разгильдяйство должны отвечать мы? — Тарасов тоже вскочил.

Злыми взглядами два комбрига буравили друг друга. Первым отвел взгляд, все же, Гринёв:

— Я не обязан перед тобой отчитываться!

Тарасов заорал на него:

— А ты перед моими бойцами лучше отчитайся, сволота!

— Что?? — взревел Гринёв и схватился за кобуру.

Назревавшей драке помешал Латыпов:

— Смирно! — рявкнул он, тоже вскочив. — С таким настроением воевать нельзя. Вы погубите и операцию, и бойцов, и друг друга. Приказываю! Прошлое забыть до возвращения домой. Будем разбираться там — кто виноват и что делать. Вольно.

Дождавшись, когда Гринёв и Тарасов сядут, продолжил:

— Эвакуацию я обеспечу, со снабжением вопрос тоже решим. Теперь будем думать над операцией по захвату Доброслей.

— Товарищи командиры, разрешите? — в шалаш вошёл адъютант. Перед каждым из гостей поставил крышку от котёлка. На каждой крышке лежал прутик с нанизанным мясом, сочным, шипящим — только что с огня.

— Ну вот, а вы говорите… — улыбнулся Латыпов. Взял прутик, поднес ко рту… И тут на его лице возникла гримаса недоумения. А потом, почти мгновенно, он брезгливо поджал нос:

— Что это?

— Шашлык, товарищ полковник.

— Он же, он же…

— Слегка подтухший. Это мясо с павших прошлой осенью лошадей.

И полковник Латыпов, и Решетняк со Степанчиковым положили мясо обратно. И только тут Латыпов увидел, что и Шишкин, и Гриншпун, и Мачихин, не говоря уже об адъютанте и радистах, сидевших в углу тихо, как мыши, — стараются не смотреть на воняющий «шашлык десантника». Только непроизвольно сглатывают слюну.