Вольфганг Ганс Путлиц - По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)

Адольф Гитлер, ефрейтор первой мировой войны, был весьма близок к военщине. Тем не менее договориться с ним было не так уж просто. Он еще, правда, не являлся «величайшим полководцем всех времен», однако уже тогда проявлял мало уважения к высшему генералитету. Его коричневые отряды были гораздо многочисленнее, чем официальный рейхсвер с его ста тысячами солдат. Существовала опасность, что стремящиеся к мишуре группен- и обергруппенфюреры перебегут дорогу генералам-профессионалам или даже обгонят их в чинах. Для того чтобы подцепить на удочку Адольфа Гитлера, нужно было поднять на щит весь хлам прусско-германских военных традиций и восстановить их в его честь в полном блеске.

С этой целью инсценировали празднование «исторического Дня Потсдама». По всей стране распространили тысячи открыток-фотографий. На них красовались подписи вроде: «Фюрер империи, возродившейся после четырнадцатилетнего унижения, в размышлении у гроба великого короля Пруссии». Фотографу Гофману предоставили право увековечить трогательный момент, когда одетый в черный сюртук и цилиндр «неизвестный ефрейтор первой мировой войны, обмениваясь сердечным рукопожатием с престарелым фельдмаршалом, навек закрепляет нерушимый союз новой и старой Германии». [135] «Бессмертной Германии и ее великим солдатам Фридриху, Гинденбургу и Адольфу Гитлеру троекратное ура! Зиг хайль!»

Бесспорно, День Потсдама оказал сильное психологическое влияние как на Гитлера, так и на рейхсвер. Тем не менее и тут не обошлось без недоразумений. Престарелый Гинденбург настаивал на том, чтобы, согласно обычаям, была дана команда: «Снять шлемы, к молитве!» Всевышнему полководцу следовало отдать надлежащие почести. В связи с этим перед патриотическими церемониями были проведены богослужения. При этом бросалось в глаза, что Гитлер не присутствовал на них, предпочитая в это время лично беседовать со своим немецким богом во время прогулки по парку Сан-Суси.

Когда автомашина с Гинденбургом возвратилась из Потсдама, я как раз находился в отделе немецкой прессы, окна которого выходили к президентскому дворцу на Виль-гельмштрассе. У решетки собралась небольшая толпа. Не сгибая ног, «старый господин» вылез и, поддерживаемый двумя лакеями, поднялся по ступенькам к двери. Там он еще раз обернулся к зевакам. Подобно деревянному колоссу древних германцев, его огромная фигура заполнила всю дверную раму. На его лице не было никаких признаков возбуждения или радости. Медленно, как автомат, он поднес руку к шлему, отдал честь и исчез.

Фон Папен пытался организовать в гражданской сфере то, чего добивался генерал фон Фрич в военной. Папен хотел теснее сблизить «фюрера» с господствующими кругами старой Германии. С этой целью он как вице-канцлер организовал пышное празднество. Банкет происходил в прекрасных залах Шинкеля, в верхнем этаже нашего дворца на Вильгельмплац.

Отель «Адлон» предоставил для этой цели свои лучшие силы. Оформление и буфет были первоклассными. Хотя уже несколько дней ходили слухи, что с минуты на минуту должен начаться бойкот евреев, о котором уже оповестили, были приглашены даже представители высшего еврейского общества Берлина. Папен младший обеспечил меня пригласительным билетом. [136] Я, как сейчас, вижу фрау Андре — сестру убитого Вальтера Ратенау — рядом с женой английского посла леди Рамболд, ведущую возбужденную беседу с Геббельсом, или элегантного репортера концерна «Ульштейн» Беллу Фром в окружении нескольких разряженных эсэсовцев, с удовольствием осушающую бокал шампанского. Фон Папен сумел собрать здесь удивительно разношерстную компанию.

«Фюрер» нарядился во фрак (видимо, в первый раз в своей жизни). Он имел в нем неописуемый вид. Белый воротничок сидел криво. Фалды, слишком длинные для его коротких ног, обтягивали его женственно округлые ляжки и волочились, как лошадиный хвост. Дикий вихор выглядел так, как будто к нему уже несколько дней не прикасалась щетка.

Появление Гитлера вызвало большое оживление. Было противно смотреть на это так называемое хорошее общество. Молодые дамы с горящими от любопытства или даже сияющими глазами проталкивались к этому типу, целовавшему им руки. Гитлер изо всех сил пытался разыгрывать аристократа.

Меньшее воодушевление проявляли молодые эсэсовцы, дежурившие у дверей в зале на случай нежелательных инцидентов. Можно было услышать недовольное шушуканье по поводу «капиталистического» одеяния «фюрера»: