Вольфганг Ганс Путлиц - По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)

Я никому не рассказывал историю, о которой сообщил мне эсэсовец, но его я никогда больше не видел.

Колченогий «доктор» был человеком, который не мог жить без лжи, как человек не в состоянии существовать без воздуха. Чувствовалось, какое дьявольское удовольствие получает он, когда ему удается при помощи различных трюков обвести вокруг пальца легковерного человека. «Ну, здорово я сделал? — как бы говорили при этом его ухмыляющиеся глаза. — Разве я не превосходно обвел вокруг пальца этого идиота?» Его наглость, его умение превращать белое в черное были просто потрясающими. [130]

К несчастью, я был знаком с его семьей, что не было особенно приятно и ему. Его жена в первом браке была замужем за известным промышленником-миллионером Гюнтером Квантом. Квант был родом из Прицвалька, моего родного округа, и владел там большими суконными фабриками. В 1929 году Квант с женой совершили поездку в Соединенные Штаты, и я провел рождественский день в их роскошных аппартаментах в вашингтонском отеле «Уордман-парк». День прошел в воспоминаниях о далекой родине, что создало задушевную обстановку. До их отъезда мы встречались еще несколько раз. Когда теперь в Берлине я впервые встретил на нашей лестнице красавицу Магду, я едва узнал ее. По-парижски элегантная светская дама с каштановыми волосами превратилась чуть ли не в немецко-бюргерскую Гретхен. Воспоминания, которые я будил, были ей явно неприятны, и мы не возобновили наших старых отношений. Что касается самого Геббельса, то мне с самого начала было ясно, что единственной правильной тактикой по отношению к нему было изображать из себя тупого, безвредного полуидиота.

Новый министр приказал нам особо внимательно следить за сообщениями о зверствах, появляющимися в иностранной прессе, и, если будет возможно, добывать у соответствующих властей внутри страны материал для опровержения. Однако в отношении большинства такого рода сообщений материал для опровержения достать было невозможно, так как факты были совершенно неопровержимы. Я вспоминаю об убийстве еврея Ионаса, владельца берлинского универмага. Его изуродованный труп был найден в канале Ландвер в присутствии некоторых иностранных корреспондентов. Сфабриковать опровержение было невозможно. История вызвала определенный шум, и о ней доложили Геббельсу. Не моргнув глазом, он заявил:

— В Берлине вообще не существует универмага Ионаса, и баста! [131]

Выть может, за границей и поёерйли этому официальному заявлению, но в Берлине любой ребенок знал универмаг Ионаса.

В иностранных газетах все чаще стали появляться сообщения об истязаниях, которым подвергаются арестованные коммунисты; прежде этому уделялось меньше внимания, чем сообщениям о преследованиях евреев. И вот в один прекрасный день была дана команда: «Завтра в одиннадцать часов утра важная встреча с иностранными журналистами у Геринга». Я позвонил своим подопечным, и они явились почти в полном составе.

Жирный Герман жил в то время во дворце президента рейхстага на Зомерштрассе. Этот дворец был соединен со зданием рейхстага при помощи подземного хода, который получил широкую известность. Нас собрали во дворце в большом зале для приемов. Дверь в узкой стороне зала, из которой появился Геринг, вела в его личные аппартаменты. Тем не менее вельможа, как и его многочисленная свита, появился в сапогах со шпорами, в боевой раскраске, в фуражке, ремнях и перчатках. В его руке болтался какой-то хлыст. Прошло немало времени, пока толстяк отстегнул свое снаряжение и положил его на приготовленный для этого стол. Затем он произнес довольно краткую речь, которая состояла из обычных напыщенных фраз, выдержанных в бравом прусском духе. Смысл ее заключался в том, что регирунгсрат Дильс отдает себя в распоряжение господ корреспондентов для того, чтобы провести осмотр полицейпрезидиума на Александерплац. Там корреспонденты собственными глазами смогут убедиться, насколько лживы все сообщения о противоречащем закону обращении с политическими заключенными.

Караван наших автомашин отправился в путь. Мне еще никогда не приходилось видеть тюрьму изнутри. Подымаясь по каменной лестнице, мы имели возможность заглянуть через окна с решетками в темный двор. Внизу было полно людей, которых, видимо, только что выпустили из камер, чтобы они полчаса подышали свежим воздухом. Тут были вперемешку мужчины и женщины, старики и молодые. Согнанные в кучу, сотни несчастных людей в жалком одеянии, дрожа, бродили в этот дождливый день по площадке, окруженной красной кирпичной стеной. Лица людей, которые мы могли разглядеть в темноте, выражали горечь. [132]