— Вилли, до сих пор все шло хорошо. Будем надеяться, что с Пармантье тоже все будет в порядке, как и с шофером. Но нужно следить. Если ты увидишь землю слева, то это может быть только Англия. Значит, мы летим правильно. Но земля с правой стороны может означать, что этот парень хочет отвезти нас в Германию. Тогда нам ничего другого не остается, как открыть дверцу и прыгнуть в Северное море. Умирать в концлагере мы ни за что не будем. [267]
Мы летели над морем, и земли нигде не было видно. В кабине, рассчитанной на добрых три десятка пассажиров, мы были вдвоем и разговаривали о своих делах. Вилли даже удалось найти одного голландца, который купил у него мотоцикл, правда за бесценок, но для нас это как-никак означало лишних триста гульденов.
Мне, часто летавшему из Голландии в Англию и обратно, казалось, что мы летим очень уж долго, и я сказал Вилли:
— Собственно говоря, пора бы нам увидеть землю.
Вилли, сидевший у правого окна, воскликнул:
— Да вот она, и даже довольно близко!
— Господи боже, справа! Германия? — Чтобы успеть спрыгнуть в воду, нам надо было поторапливаться. Я посмотрел еще раз повнимательней. Берег был меловой; это вряд ли могла быть Германия. Но я успокоился вполне, лишь когда земля показалась и слева. Это был французский берег близ Булони.
Вскоре рядом с нами показался английский истребитель, по-видимому, посланный нам навстречу. На горизонте виднелись аэростаты. Там должен был находиться Лондон, уже ожидавший немецких воздушных налетов. Мы увидели аэродром; и вот мы уже вышли из самолета. Мы находились во вражеской стране, и возврата не было. Это было жуткое чувство. Но единственные слова, которые я смог произнести, были:
— Вилли, дружище, больше никогда в жизни нам не придется говорить «хайль Гитлер»! [271]
Часть четвертая. Между двух огней
Первые недели войны в Англии
Очевидно, мы совершили посадку на небольшом военном аэродроме. Машина остановилась перед деревянными бараками, из которых к нам бросились английские солдаты. Они подкатили лестницу и открыли дверь. Захватив свои чемоданчики, Вилли и я вышли из самолета.
Хорошо одетый молодой человек, которого мы сразу не заметили, подошел и обратился ко мне со следующими словами приветствия:
— Ваше прибытие является пока что наиболее обнадеживающим фактом во всей войне.
Его звали Дик Уайт. Он был послан Ванситтартом, чтобы сопровождать нас в Лондон. Машина ждала по другую сторону бараков. Никаких таможенных формальностей не соблюдалось; у нас даже не посмотрели паспорта.
Проехав несколько километров, я узнал местность. Мы повернули на большую Брайтонскую дорогу. В прошлом мие приходилось иногда стоять здесь в бесконечной очереди из-за наплыва экскурсантов, возвращавшихся по воскресеньям с побережья пролива. Теперь путь был свободен, так что через час мы смогли добраться до центра Лондона. Около пяти часов мы уже были там.
Дик привел нас на квартиру, обставленную в современном стиле и расположенную как раз напротив Британского музея, в большом жилом доме, находившемся в пяти минутах ходьбы от моей старой квартиры на Сохо-сквер. Квартира принадлежала, как сказал нам Дик, его сестрам, уехавшим недавно со своими маленькими детьми в деревню из-за боязни германских воздушных налетов. Пока, а возможно, и на все время войны, мы можем оставаться здесь. Сам Дик жил в нижнем этаже того же дома. [272]
Нас встретила экономка, которая сразу же начала готовить ужин. Даже две бутылки шампанского стояли на льду. Дик ушел к себе, сказав, что хотел бы поужинать с нами в восемь часов вечера.
Распаковав свои чемоданы, мы уселись с Вилли у радиоприемника и начали блуждать в эфире. Нас интересовало, передано ли по радио сообщение о нашем бегстве или об исчезновении самолета «КЛМ». В семь часов передавали последние: известия из Голландии. О нашем бегстве не было сказано ни слова. Но вслед за этим начали передавать полицейские сообщения. Объявлялось, что разыскивается мотоцикл марки «ДКВ», имеющей такой-то и такой-то голландский номер.
— Но это же мой номер! — воскликнул Вилли. — Бедняга, купивший у меня мотоцикл, вообразил, что сделал сегодня хороший бизнес.
Когда мы рассказали об этом Дику, он заметил:
— Вы бежали, несомненно, в последний момент.
Мы откупорили бутылки шампанского и выпили «за скорейшее окончание войны и за возвращение на родину. Затем Дик сказал:
— Ванситтарт и я уже говорили утром о вас и пришли к выводу, что было бы лучше всего, если бы вы получили британское подданство. Германия проиграет эту войну, и вам как немцу придется нелегко. Британский же паспорт откроет перед вами все двери. Вы прожили в Англии пять лет. С юридической точки зрения трудность заключается в том, что в это время вы пользовались экстерриториальностью как дипломат. Но мы посмотрели бы на это сквозь пальцы. Если хотите, то через три месяца мы сделаем вас британским гражданином. Подумайте об этом до утра! Кроме того, мы готовы, если вы пожелаете этого, предоставить вам возможность выехать в Соединенные Штаты, где вы сможете переждать войну на нейтральной почве.
Читать дальше