— Вы невозможный, Володя, — смеялась Вера и, поднявшись на цыпочки, отыскивала портвейн на верхней полке буфета.
Прижав бутылку к груди и посылая Вере воздушные поцелуи, Володя скрывался. А еще через минуту из комнаты мужа доносился его голос:
— Ваше здоровье, Верочка!
Через час он прощался, гримасничал и делал реверанс. Вера, опираясь о плечо мужа, смеялась и говорила:
— Володя, когда вы остепенитесь? Вам уже двадцать семь лет.
— Когда женюсь на такой, как вы.
— С вашими манерами — никогда.
Вдруг он становился серьезным, пристально смотрел на Веру и говорил:
— Вера, когда вы бросите Андрея — вот моя рука, а сердце здесь.
— Володя, ты законченный негодяй! — улыбался Андрей и крепче обнимал жену.
Вера и Андрей смеялись, а он делал невинное лицо.
Сегодня Володя пришел позже обычного. Сначала они шутили, смеялись, а потом Андрей спросил:
— Как у тебя с назначеньем?
Володя сразу сделался серьезным и как-то поник.
Два года назад Володя окончил институт, плавал штурманом, но во время сильного шторма в Тихом океане был ранен и теперь заканчивал лечение и ждал назначения. Он страдал из-за того, что не мог идти в плавание, и проклинал свою рану, которая, как ему казалось, давно зажила. Но врачи придерживались иного мнения. А Мезенцев не поддавался на уговоры. Когда Володе напоминали о плавании, он расстраивался. Однажды из-за этого он даже поссорился с Петром Акимовичем. Как-то вечером Вера в шутку спросила:
— Володя, какой ваш идеал?
— Быть мировым штурманом, — ответил он.
Петр Акимович усмехнулся:
— Сидя на берегу, этого легче достигнуть.
После этого Полковскому пришлось мирить их…
— Я уж, наверное, сгнию на берегу, — мрачно ответил Володя.
— Не говорите глупости, — сказала Вера и взяла его за руку.
Володя грустно покачал головой и, помолчав немного, прижал ее руку к губам.
— Спасибо, Вера.
— Хочешь, я переговорю с Мезенцевым? — участливо сказал Полковский.
— Нет, спасибо. Ты очень добр, Андрюша… Все же когда-нибудь эти докторишки меня отпустят, — уже бодрее сказал он.
— Разумеется. Зачем же ты расстраиваешься?
Когда он ушел, Полковский сказал:
— Он умный и славный.
— Не знаю, — ответила Вера, — Но он добрый, а это главное.
— Ты права, родная.
Вера посмотрела в лицо мужа, провела рукой по его волосам, и вдруг поцеловала в губы.
— А ты добрее всех.
«Евпаторию» поставили в док на ремонт. Теперь у Полковского было много свободного времени. Он советовал Вере переехать на дачу в Аркадию; но Вера напомнила, что пока не решится дело с Птахой, нельзя покидать городскую квартиру.
— Да и далеко тебе будет на завод, в библиотеки.
Полковского тронули участие жены и забота, которой она окружала его.
— Зачем же ты будешь сама томиться и томить детей в городе?
Вера подошла к нему и взъерошила его волосы.
— С тобой томиться?
— Спасибо, Вера, — ответил он, сжав ее руки.
Полковский не стал ждать случая, который помог бы ему примирить молодых людей. На следующее утро он пошел в пароходство и, не заходя к Мезенцеву, направился к начальнику конструкторского отдела, своему старому приятелю Петру Акимовичу, отличному инженеру-кораблестроителю.
Тепло поздоровавшись, рассказав о рейсе, о ремонте «Евпатории», Полковский заговорил о том, что его интересовало.
— Мне нужен конструктор. У меня есть идея, хочу ее разработать, но дело упирается в расчеты.
— А я не в силах сделать это? — с обидой спросил Петр Акимович.
— Зачем я буду отрывать тебя по пустякам? Простой расчет, который любой инженер может сделать, — сказал Андрей.
— Кого же тебе дать? — в раздумье произнес Петр Акимович, положив палец на губу и глядя на выключатель.
Полковский с любопытством смотрел на белое лицо Петра Акимовича с острым, как клюв, носом и думал, что за своим столом, заваленным чертежами, Петр Акимович кажется совеем другим, чем у него в доме. При виде Веры в его глазах появлялось что-то доброе, робкое. Он начинал говорить о литературе; убеждал, например, что Эдгар По лучше Анатоля Франса. Под конец выяснялось, что он имел в виду не Франса, а Киплинга. Потом Петр Акимович вовсе запутывался и спрашивал:
— Вам не скучно, Вера Ивановна?
Подавляя зевок, Вера уверяла, что нет, а он конфузился, краснел и умолкал. Полковский жалел его и старался переводить разговор на проектирование кораблей.
У себя в кабинете он казался уверенным, спокойным.
Читать дальше