— Володя…
— А? Кто это? — вскочил тот, стараясь разглядеть в полумраке склонившуюся над ним фигуру.
— Это я, Петя.
Петр Акимович нащупал его руку и крепко сжал:
— Прости.
У Володи от радости мигом улетучился сон и горячий комок подкатился к горлу.
— Глупости какие.
— Тебе хочется спать?
— Нет.
— Пройдемся. После дождя хорошо.
Минут через десять они спустились к морю, прислушиваясь к его теперь уже кроткому урчанию. В предрассветной синеве вырисовывались черные скалы, а на горизонте вспыхнуло красное облачко. Где-то вдали белел одинокий рыбачий парус.
Когда утром, накрыв на террасе стол, Вера сзывала гостей к завтраку, Володи и Петра Акимовича не оказалось.
Вера вбежала в спальню, где муж заканчивал туалет, и взволнованно крикнула:
— Андрюша, их нет!
— Что? — оглянулся он, перестав завязывать галстук. И, подумав, спокойно добавил: — Не тревожься, родная. Они придут.
Завтрак проходил молча. Только Мезенцев ел с аппетитом. Иринка спросила:
— Где Володя и дядя Петя?
Ей не ответили. Неловкость по-прежнему сковывала Андрея и Веру. И они не замечали прекрасного утра, солнечного блеска, потемневшей и набухшей от влаги земли, росы на листьях шелковицы.
Но вот скрипнула калитка — и в ограду, обнявшись, вошли Володя и Петр Акимович.
Володя палкой тряхнул низко опущенную ветку шелковицы — и черные ягоды вместе с каплями воды посыпались обоим на голову, плечи. Оба пригнулись и рассмеялись.
Вера с террасы крикнула:
— Скорей, кофе остынет!
Она посмотрела на мужа. Ее лицо светилось и как будто говорило: «Все это было дурным сном; вот видишь, милый, все хорошо».
— Какая погода хорошая, — сказала она.
«Ну, слава богу», — подумал Полковский и положил сливки в чашку с кофе.
А спустя час, когда гости уселись в поместительный ЗИС Мезенцева и машина, дав газ, выехала из ворот дачи, Полковский сел к столу, но не мог начать писать и все думал о вчерашней ссоре, пытаясь понять, как она могла возникнуть.
Через несколько дней все это забылось, и казалось, что между ними никогда не случалось ссор.
Вера соскучилась по городу и на два дня поехала на Преображенскую, на городскую квартиру, захватив с собой дочь. В полдень приехал Полковский за книгами. К вечеру об их приезде узнали Володя и Петр Акимович и явились поздравить с возвращением.
Решили всей семьей, с Володей и Петром Акимовичем, пойти на бульвар Фельдмана есть мороженое и пить виноградное, вино. Собирались шумно, долго. Вера надела черное платье и широкополую соломенную шляпу.
Вскоре они гурьбой влились в веселый поток гуляющих на Дерибасовской.
Для них всегда было большой радостью видеть вечернюю Одессу, вдыхать ее запахи. Принаряженная толпа, обрывистый смех, ярко освещенные зеркальные витрины с приподнятыми полосатыми тентами, транспаранты и неоновые трубки, зазывающие в кафе, кино и рестораны, далекий, едва уловимый запах моря, на каждом углу цветочницы — Дерибасовская. Впереди Полковского, подпрыгивая, шла Иринка, а чуть отставая — Вера и Петр Акимович, лицо которого светилось восхищением. Полковский смотрел на Петра Акимовича и ему казалось, что такое же чувство Вера вызывает у всех и прохожие оглядываются и смотрят вслед. К его счастью примешивалось новое чувство — гордость.
Вся компания заняла столик на веранде, над обрывом. Под ногами был гравий, а над головой висели флаги. Внизу чернел парк, откуда-то справа доносились звуки военного оркестра, а впереди, утыканное тысячами огоньков, отражавшихся в воде, лежало море; его дыхание изредка приносил сюда порыв легкого ветерка, колебавшего флаги.
— Не подходи к перилам, — говорила Вера, с тревогой наблюдая, как Иринка шалила, забавляясь тем, что сбрасывала гравий с обрыва. И это была ее единственная тревога.
Полковский молча смотрел на жену, девочку, друзей и ел мороженое, приятно таявшее во рту. У него было такое ощущение, будто сегодня праздник. Он знал, что и завтра у него будет такое же чувство. Потом море, рейс и снова возвращение. Жизнь его была ясной и безмятежной. Он был, уверен, что так будет завтра, и через три дня, и через три года.
Как только «Евпатория» вышла из дока, ее назначили в рейс за границу, в Турцию.
Полковский уже перенес на судно свои книги, записки и незаконченную рукопись лоции. Еще утром он попрощался с друзьями. Мезенцев прислал на судно какой-то сверток, а Петр Акимович принес в каюту большой пакет и оставил его под диваном. Володи не было: он ушел в рейс на «Авроре» три дня назад.
Читать дальше