Геннадий Вексин - Собиратель фактов

Въехал в город по Ленинградскому шоссе, доехал до Красной площади и оставил свой «Хантер» на улочке, за мощной спиной вождя с кепкой, обгаженного голубями, но не утратившего монументальной решимости.

«В этом-то и заключена прелесть одиночества — не надо согласовывать со спутниками маршрут прогулки и пункты остановок, — подумал Ю.Б., разглядывая стеклянный фасад новостроя на месте деревянных трибун, мимо которых когда-то проходили праздничные демонстрации трудящихся и советской интеллигенции. — Богатый дом, однако, в центре города. Хорошо бы в нем поселиться». А затылочным зрением отметил длинноногого люмпена в красной куртке и пятнистых штанах, вынырнувшего из-за угла и совершившего резкий поворот тела в его сторону. Ю.Б. обернулся.

— Не надо печалиться, мужик, вся жизнь впереди, — веселый хмырь качнулся и по-индейски поднял руку в знак приветствия. — Хай. Дай в долг червонец на похмел. Бля буду, отдам.

— Как отдавать-то долг будешь? Мы даже не знакомы, — Ю.Б. смотрел прямо в глаза изобретательному попрошайке.

Тот часто заморгал и бодро ответил, растопырив пальцы грязной ладони:

— Ноу проблемс. Кюхельбекер. Честь при мне. Не сомневайсь.

Ю.Б. игнорировал предложенное рукопожатие, хмыкнул и ответил:

— Бенкендорф. Мой принцип — в долг не давать, особенно опальным пиитам.

Жизнерадостный алкаш изобразил почтительный испуг подвижными частями припухшего лица, прикусил нижнюю губу, прижал кулак к груди и с театральной фальшью произнес:

— Неужто, граф? Ваше сиятельство, полтинник-с с вас за титул.

— Ну, ты даешь. Ставки растут. Иди у буржуев проси, Кюхельбекер.

— Да разве ж они дадут? Удавятся за копейку. А не дадут. А ты, вижу, мужчина с понятием. Короче, Мишей меня зовут. Знакомы будем.

«Привязчивый, гад», — подумал Ю.Б. и полез в карман за десяткой.

Миша в волнении переминался и быстро говорил, разбрызгивая слюни, театрально жестикулируя и приглаживая немытые патлы с сильной сединой:

— Вот все бы так. Вот жизнь была бы, живи — не хочу. А, ваше сиятельство? А может, купишь пузырь? Выпьем за знакомство. А? Приглашаю к себе. Тут недалеко живу, в «генеральском». Все чин чинарем. Чисто и благородно. Имузыка имеется. Пардон, русского не держу. Хад рок, в лучшем виде-с. Со старых времен «винил» в комплекте.

Сквозь алкогольно-возрастную опухлость Мишиного лица проступали знакомые черты симпатичного студента филфака, фарцовщика и балагура, любимца модных девушек. Мишка Адмирал, наследник богатейшей библиотеки книжного дефицита, собранной его дедом-адмиралом и пополненной мамой, часто выезжающей за пределы крепко запертой границы.

Мишка, воодушевленный удачей, не узнал приятеля юности, подхватил десятку и нахально потребовал:

— Добавь еще. Воздастся за щедрость многократно, — и зачем-то продолжил, махнув рукой: — Все там будем. Аминь.

Тут он увидел группку финских пенсионеров, быстро пересекающих площадь, дернул головой и устремился вдогонку, семеня длинными ногами и размахивая ручищами. Миша пристроился рядом с финской дамой, взял ее под ручку, согнулся и стал что-то вежливо втолковывать перепуганным старушкам и старичкам, приложив свободную руку к сердцу. Университетское незаконченное образование, беглое знание иностранных языков и бесцеремонный натиск возымели свое действие. Пенсионеры капитулировали. Миша поклонился, поцеловал сопро­тивляющейся даме ручку в перчатке и заспешил в сторону гастронома.

«Вот, блин, метаморфоза», — подумал Ю.Б. и пошел по гранитной брусчатке к главной улице города. Повернул направо и медленно направился в сторону Рыночной площади, разглядывая постаревшие и неухоженные фасады финских зданий, облицованные гранитом и украшенные цветами, медведями и гербами.

«Какая красотища, — повторяла Анна, когда они летом кружили по улочкам старого города, заглядывая во дворики, и Анна без устали фотографировала обветшалые памятники архитектуры, — и какая запущенность. Представляешь, каким бы был этот город, останься он финским? Курорт, туристический центр. Северный Монте-Карло».

«Палка о двух концах, — ответил тогда Ю.Б., — будь город финским, я не провел бы здесь столько времени в детстве и юности. А так я рос в красивейшем городе, на берегу залива. Острова, сосновые леса, озера. Все рядом. Ижить среди таких красот было абсолютно привычно и естественно. Не представляю жизнь в панельном захолустье».

«Да ты, батенька, сноб и сталинист, — Анна навела на него объектив фотоаппарата. — Изобрази смайлик».