Николай Сташек - Крутыми верстами

— Ружье бельгийское, с короной и литерой? Подойдите, пожалуйста, сюда, — попросил полковник.

Когда Анна Павловна подошла ближе к сцене, солдат по команде полковника поднял занавеску, за которой стояли, прислоненные к стене, несколько ружей.

— Посмотрите внимательно. Нет ли здесь тех ружей.

Анна Павловна не раздумывая указала на одно из них.

— Вот оно, королевское.

— Почему, думаете, оно?

— Ремень у него двойной, мягкий, с красной матерчатой каймой. Часто, бывало, правил Черемных на нем бритву.

— Интересно. Правил бритву?

— Да, правил.

Полковник поднялся, взял ружье и стал внимательно рассматривать ремень, а затем, поднеся ружье ближе к глазам, отыскивать корону и литеру.

— Хорошо. Садитесь, гражданка Найденова, — сказал он, возвращая ружье на место.

Посоветовавшись с заседателями, полковник обратился к Черемных.

— Скажите, подсудимый Черемных, как ваше ружье оказалось рядом с убитым старшиной.

Черемных молчал. Время от времени тяжело вздыхал, смотрел в одну точку на полу.

— Учтите, молчание — не лучший способ защиты. Облегчить меру наказания может лишь чистосердечное признание.

— Старые песни, — прошептал Черемных.

— Что ж? Старые песни не всегда уступают новым. Начинайте со старых.

— Что теперь начинать? — еле слышно проговорил Черемных. — Хотелось ему помочь, но…

— Вы намеревались старшине помочь, когда он был ранен? Так, что ли?

— Так. Бросил ружье на землю, чтобы помочь, а потом… Перепутал… Вместо своего схватил его ружье.

— Экспертизой установлены свежие следы выстрелов в обоих стволах вашего ружья. Чем это можно объяснить?

— Когда сказали, что поедем, — ходил пристреливать. Снаряжал новые патроны.

— Почему не оказали старшине помощь, а убийство скрыли?

Взорвавшись, Черемных диким голосом закричал:

— Ничего не знаю!

Дважды уличенный во лжи, Черемных замкнулся.

Слушая продолжавшийся процесс, Анна Павловна думала: «О каком признании, может идти речь? Признаться может лишь человек честный и сильный». Думала и о сыне: «Да, отцом ему не придется гордиться».

После окончания заседания к Анне Павловне подошла женщина. Подняв глаза, она узнала в ней капитана юстиции, которая, судя по всему, исполняла должность секретаря трибунала. Она даже вспомнила, что при появлении этой женщины в зале Черемных, вздрогнув, приподнялся.

Перед ней стояла подтянутая, с волевыми чертами лица, приятной наружности женщина примерно ее возраста. Назвав себя Надежной Карповной, она села рядом.

— Простите, Анна Павловна. Я поняла так, что вы были женой Черемных. Хочется уточнить потому, что я давно знаю этого человека.

Анна Павловна вопросительно посмотрела на Надежду Карповну.

— Не тревожьтесь. Если вы были его женой, то вместе мы лучше разберемся. Правда, мне трудно представиться, поскольку мы чужие уже много лет, а брак так и не расторгнут.

— Вы жена Черемных? — спросила Анна Павловна. — Это что же, третья?

— О третьей не слышала. Я, к несчастью, была первой.

— Вы имеете детей?

— Да. Двоих. Теперь они уже большие.

— Как же так?! Уверял, что жена и дети погибли при первом же налете фашистской авиации на Житомир на рассвете двадцать второго июня. Он вроде даже тосковал…

— Не тосковал. Делал вид. Вот вам еще одно доказательство, насколько этот человек ничтожен.

— Значит, похоронил заживо? — вскрикнула Анна Павловна.

— На лжи и подлостях ему не удалось далеко продвинуться. Сегодня я еще раз убедилась, что не ошиблась, когда, посчитав его человеком низким и ничтожным, вовремя с ним рассталась. В тридцать шестом, оказавшись в числе добровольцев в Испании, он оттуда возвратился раньше других. Свое преждевременное возвращение объяснял долго и очень путано. Ходил озабоченным, замкнувшись в себе. А однажды, перед моим отъездом в Киев, залебезил. Провожая, как бы между прочим сунул мне в карман на вокзале письмо. «Бросишь там, пойдет прямее». Уже в поезде наткнулась рукой на письмо, задумалась: «Что все это значит? Зачем эта «прямота»?» Невольно охватило волнение, а когда стала рассматривать конверт, то обратила внимание на то, что почерк он свой изменил до неузнаваемости, а обратный адрес не написал. Тут-то и решилась вскрыть. Можете себе представить, что со мной было дальше. На первом же полустанке бросилась на перрон. Казалось в те минуты, что больше не стоит жить, если рядом такой негодяй! В конверте находилось анонимное письмо, адресованное в Москву. Страшно представить, какой грязью обливал этот преступник порядочного человека. Ранее они служили вместе, а после перевода Дремова в Белоруссию встретились в Испании.