Диан Дюкре - Забытые

Лиза возвращается в барак двадцать пять, их с Евой барак. Ее предали. Ева идет по асфальтированной дороге. Вместе с ней шестьсот ариек направляются в блок L . Стражи подгоняют их с ледяной учтивостью. С двух сторон колючей проволоки на всех языках доносятся оскорбления. Кошмар, разыгрывающийся на сцене театра.

В блоке «нежелательных» начинаются волнения. Женщины спрашивают друг у друга совета.

– Я не хочу ничем быть обязанной нацистам, но вдруг благодаря этому я смогу вырваться отсюда и вернуться домой? Другого способа нет. Я могла бы сказать им, что я немка, это, конечно, было бы неправдой… – говорит машинистка из Бельвиля, рожденная во Франкфурте.

– Может быть, я тоже смогу записаться в арийки и вернуться домой? – говорит Дагмара, фамилия которой – Розенталь.

Женщин, готовых предать свои убеждения ради того, чтобы вернуться домой, довольно много.

– Немцы создадут комиссию, которая вам устроит допрос, прежде чем отпустить, ваш обман откроется, и вы поедете умирать в очередной лагерь, потому что вы – трусихи! – отчитала их Лиза. Женщины, вздыхая, соглашаются с ней. Дагмара опускает голову на свои исхудавшие колени.

Дни проходят, тянутся нескончаемой чередой: с тех пор как Еву перевели, блок как будто вымер. Лиза чувствует невероятную слабость. Ей плохо, тошнота и рвота отнимают скудный остаток сил. Она бродит возле решетки, глядя на то, что осталось от «Голубого кабаре», словно собака, ожидающая возвращения хозяина и готовая наброситься на первого попавшегося незнакомца. Лиза рассматривает декорации, рояль, рисунки Эрнесто. Без Евы, которая вдохнула в него жизнь, барак кажется пустым, словно кукольный домик, который жестокий ребенок бросил на землю. Прошло уже три недели – целая вечность. Лиза заходит в барак коменданта Даверня. Там пусто. На столе лежит его фуражка. Радио включено.

Пятого июля немцы захватили мощную радиостанцию « Le Poste Parisien» [75]. Теперь из роскошной современной студии на Елисейских Полях передают немецкие марши и выступления артистов, нанятых дирекцией Propaganda-Abteilung Frankreich [76]. Военное командование рейха позаботилось о том, чтобы, воздействуя на все органы чувств, в том числе и уши, убедить французов сотрудничать с ними. Парижское радио лжет, Парижское радио теперь немецкое, но об этом еще не знают. По радио передают новую антисемитскую передачу Жоржа Ольтрамара [77]«Евреи против Франции». Тишину нарушает песенка, раздающаяся из приемника.

Так вот какой стала Франция? Лиза тянется к ручке приемника, чтобы его выключить. Пальцы, скользя по столу, натыкаются на какой-то предмет. Вот она, открытая папка, на которой аккуратным почерком, черным по белому, выведено: «Административные документы женщин арийского происхождения». Одной добродетели недостаточно для того, кто испытывает потребность в правде, для того, кто ее боится, все является искушением. Лизу мало волнуют незнакомые ей имена, она не намерена копаться в скрытых амбициях заключенных. Ее интересует только Ева. Лиза просматривает личные карточки, где указаны последние известные адреса проживания, фамилии после замужества, идентификационные номера, связи с политическими партиями или организациями. На двадцать шестой странице – Ева Плятц. Значит, все правильно, ошибки не было. Лиза вынимает из папки бумагу, чтобы рассмотреть ее получше, убедиться в том, что глаза ее не обманывают. Женщина начинает дрожать. Ее охватывает гнев – чувство, доселе ей неведомое. Но в личном деле Евы есть небольшое примечание: ее отец, ставший офицером Sturmabteilung [78], «коричневорубашечником», требует ее немедленного возвращения в Германию. Она не солгала! Лиза заливает бумагу слезами, целует ее, не в силах сдержать порыва. Их дружба, связь, которая между ними установилась, не нарушена. Еву направили в блок L против ее воли.