Алескендер Рамазанов - Дивизия цвета хаки

Многие командиры не считали серьезным делом БАПО. А что серьезно? Бомбить и молотить снарядами? Молотили, тот же Баглан и Ханабад. А толку? Ни проехать, ни пройти без боя. Тут еще один момент был.

Частенько мы привозили сведения о бессмысленных обстрелах, о грабежах «мирного» населения. Лучше говорить – временно мирного. И эти «вонючки» потом портили жизнь комбатам, чьи подчиненные стояли на блокпостах. Дела обычно улаживались через ХАД (служба безопасности ДРА), и тогда жалобщик чаще всего уже ни на что не жаловался либо откупались мукой, соляркой, рисом. Это если за пострадавшим стояли отряды самообороны – т. е. бывшие крепкие банды, нашедшие общий язык с властью на взаимовыгодной основе.

Внизу на шоссе ударила жара. Сухой, горячий ветер, сизая дымка. На дороге спокойно. Расписные «бурбухайки» катят навстречу, обгонять колонну не даем, да и нет охотников через стволы переть. Повозки. Где мулами, где ослами, а то и лошадьми запряжены. Афганцы бредут по обочинам, зажимая рты концом чалмы от пыли и гари солярочной. В поле работают люди, бараны пасутся. Чистый Киплинг!

Мать-дорога... А вот если людей нет, баранов нет, в поле – никого, то жди беды. Либо фугасов понаставили, либо засада. Один из военных признаков. Такой же, как пирамидки из гальки на обочинах. Но пока спокойно. Кимы афганские бегут, что-то крича, суют кривые черные прутики анаши. Этих разведке не учили. Они сами все знают. И русский учат успешно. Способные дети!

Вот справа пепелище. Здесь жил афганский Павлик Морозов. Занятная история. И не в смех. Они действительно сделали из маленького негодяя – героя, как у нас. А вообще пятнадцать лет – это в Афгане не отроческий возраст. Они быстро мужают. Так вот, у честного дуканщика иногда по ночам появлялись партизаны-моджахеды. Ночевали, оставляли оружие, шли в город. А сынок уже очень хотел сам магазином править. Отца сдал. Того в ХАДе быстро пустили в расход. Стал мальчик дуканщиком. А ночью пришли партизаны-моджахеды. И мальчика топориком порубали. У моджахедов тоже свои Шарлотты Корде и Зои Космодемьянские. Девочка в лицее женском, в Кабуле, сыпанула в бачок с водой горсть таблеток. Плохо было ее подружкам, когда попили воды на перемене... А героиню – в Пули-Чархи, тюрьма известная под Кабулом, говорят, немцы строили...

А вот и партийный комитет. Во дворе группка типичная. Пара афганских худых и черных офицеров, пара партийцев с пистолетами «ТТ» за широкими поясами, наш советник – борода лопатой, нос картошкой, под афганца рядится. А вот новое лицо. Божок азиатский районный. Кремовый костюм. Глаза желтые, цепкие. Видел я такие глаза у одного мужика в детстве. Не понял сразу – чем страшны. Потом узнал. Сидел он долго за убийство. Ну, таких «глазок» у нас теперь хватало. А не надо чужой смерти радоваться, в глаза смотреть жертве. Умирающий тебе «привет» передает. В бою, издалека – это другое дело.

Алишер, спрыгнув с бэтээра, предупредил: «Садеки по-русски не говорит, но понимает. У нас учился». Ладно, разберемся. Разведчики, прости господи, охламоны, тут же все исполнили – начали материться во весь голос и поминать нехорошими словами «обезьян в зеленой форме».

А Садеки с нами не поехал. Как только миновали пост между Альчином и Балучем, тот самый, у которого мой спирт испарился, он – по газам и укатил в своем «УАЗе» в сторону Шерхан-Бандара. Дорога там была спокойной. А куда укатил конкретно, никто его не спрашивал. Хоть и чужой, и член ЦК, пусть и НДПА, пусть и по зоне «Север», но Алишер сказал, что Садеки имеет генеральский чин. Это мы уважаем.

Дорога на Шерхан – шестьдесят километров асфальтового шоссе через степь Чоли-абдан и пустыню Ходжахрег. Одни названия чего стоят. И от Балуча до Шерхана только на подъезде к порту какая-то грязная Каракутурма. А там, как водится, отряд самообороны.

Значит, на объект Садеки, а с ним и губернатор Кундуза, очень похожий на богатого злодея из индийских фильмов, умотали на легковушке, а наша колонна шла километров, дай бог, двадцать. То водовозка закипит, то «Чайка», командно-штабная машина, задымит (ее потом и пинками изгнали за трусость вместе с экипажем батальона связи), вот так и шли. А разведчики с позывным «Шило» оторвались и жарят. Еле-еле их Саночкин по радио остановил. Раз остановил. Два. А на третий: «Колонна стоять!» Вышли. Я пристроился в тени водовозки. Вода капает щедро из всех дырок. Приятно. Лужа на асфальте. Тень куцая. А жара за сорок. Это в тени. Как мало надо человеку. Струйка воды в пустыне. Тем временем вернулся БРДМ «Шило». И таких матюков наслушался командир разведки. И таких угроз нешуточных, что мне, в тени сидящему, стало не по себе. И когда кипящий Саночкин возник рядом, то я внутренне сжался, хотя ни в чем не был виноват. А майор вдруг спросил, глядя исподлобья: «Ну, что, я был не прав?» Конечно, прав. Негоже разведке отрываться далеко на марше. Есть положенный интервал, плечо. Соблюдай. Но все одно. Шел этот БРДМ и потом рывками. То рванет, то притормозит. А дорога – мираж на мираже: вода блестит, барханы на пути вырастают. Тому, кто впервые видит, – интересно. А потом не замечаешь.