Алескендер Рамазанов - Война затишья не любит

Астманова вначале определили в отдел боевой и физической подготовки, памятуя, что в начале восьмидесятых он регулярно снабжал газету зарисовками, очерками и фотографиями с «полевых выходов», читай «боевых». За афганские фотографии, кстати, его кляли художники-ретушеры, поскольку на них солдаты красовались в майках, с расстегнутой верхней пуговицей, в шлемофонах набекрень и драных танковых комбинезонах, а про офицеров и говорить нечего. Ну, все как в жизни было, старые фотоаппараты врали меньше пишущих машинок. В глазах и лицах на этих фото не чувствовался дух романтики. Сонные, напряженные, равнодушные, усталые, сощуренные – всякие. Только вот героического задора не было. «Ты нам фотографии не присылай, они – любительские. А нам нужны – газетные», – таков был приговор.

«Боевиками» командовал тучный подполковник, запомнившийся Астманову тем, что в одном из очерков весьма красочно описал, как он упал в расщелину, застрял в ней и переживал, что «отряд не заметил потери бойца». Астманов представил себе это сдобное тело на горной тропе и искренне пожелал подполковнику в такие места больше не соваться. Есть же, скажем, ограничения по весу для прыжков с парашютом. Вот и горы тоже… Мудрые замечания подчиненного начальнику привели к тому, что Астманова перевели в секретариат. И хорошо: стать настоящим газетчиком можно, только пройдя это чистилище.

Командировки, дежурства, ночные бдения во время пленумов, съездов, речей и смертей генеральных секретарей, непрестанная война с цензурой и наборным цехом – все слилось в одно: службу. Разумеется, Астманова не оставляла мысль оказаться поближе к точке, определенной известными ему координатами. И все бы хорошо, да вот находилась эта точка на Памире, и не где-нибудь, а выходило так, что рядом с Усойским завалом, за которым простиралось высокогорное озеро Сарез. Это была суровая погранзона, с учетом развития событий в Афганистане. Ближайшая же воинская часть, где Астманов мог относительно законно оказаться в пограничной зоне, стояла на перевале Хабуробад и была от Сареза километрах в трехстах по прямой. Связываться с «зелеными фуражками», памятуя их принадлежность к КГБ, Астманову не хотелось. И все же он рискнул.

Командировка была выписана в Душанбе, где пережила свою историю горно-вьючная отдельная рота. Редкие и по тем-то временам эмблемы носил ее личный состав – подковы с перекрещенными саблями. К военному реликту были добавлены городской военкомат и отдельная радиолокационная рота на перевале Хабуробад. Оттуда Астманов намеревался попутным транспортом попасть в Хорог. А вот дальше план не прописывался, и он решил, что осмотрится на местности, в столице Горного Бадахшана. Вплоть до Хабуробада все шло отлично, но, едва на попутном грузовике с картошкой Астманов спустился в Калай-Хумб, случилось то, что должно было случиться. Водитель, вертлявый памирец, болтавший всю дорогу о красотах Бадахшана, остановил машину у пограничного КПП при въезде в городок, прилепившийся на дне гигантского каменного кувшина. Ночь Астманов провел в этой ловушке, оценив гостеприимство пограничников и их любознательность. На следующий день он побывал в Хороге, в погранкомендатуре, где оставил еще одно письменное объяснение, и его сопроводили в местный аэропорт на «АН-24», вылетающий в Душанбе. Самым захватывающим воспоминанием остались взлет над обрывом с кипящей рекой и лавирование самолета среди набегающих скал. В редакции Астманова ждали «телега», определившая его вояж как злостное нарушение режима погранзоны, укоры редактора и… капитан Самко. Прошлое воскресло, как только Астманов приблизился к цели, и не в самом приятном обличье. Тем не менее офицеры дружески обнялись.

– Можем мы где-нибудь поговорить?

– Разумеется, Яша. И поговорить, и выпить. Давай в «Голубые купола»?

«Голубые купола» – воистину исторический памятник Узбекистана. Прекрасное кафе в центре Ташкента, а плов и шашлык в этом городе были везде хороши.

– Ну, капитан, за встречу. – Астманов опрокинул пиалу с изрядной порцией местного коньяка, маслянистого и в принципе не уступающего хорошим дадастанским маркам. – Пей, Яша, штука знатная.

– Не могу. Начальство не одобряет. Сейчас же, сам знаешь, борьба с этим делом.

– Ага, с плодово-ягодной бормотухой и виноградниками заодно.

Самко поморщился: Астманов, хоть и без прямых указаний на лица, вел крамольные речи. Борьба с Бахусом шла по указанию очередного генсека КПСС и главы государства по совместительству.