Алескендер Рамазанов - Война затишья не любит

– А это все правда было?

Подняв над головой Библию, Астманов отрезал:

– Здесь все – правда.

Под звон колокольчика появились волхвы. Белов держал посох (швабру разобрали!) с Вифлеемской звездой (фонарик, обернутый голубым лоскутом), Краинский, в папахе, нес афганские лепешки и банку с медом. А Мустафин, почему-то в детской буденовке и шортах из обрезанных военных брюк, прижимал к груди обувную коробку с «дарами»… А потом все было как обычно. Собрали стаканы по всему модулю и гуляли часов до двух ночи…

Лейтенанты уже спали, да и Астманов, наведя порядок (один из способов избавиться от хмеля), думал лечь, как в дверь постучали. Посыльный с порога выпалил:

– Товарищ майор, начальник отделения, Канчук, требует лейтенанта Белова, срочно.

Ах ты, зараза. Дождался, пока выпьют, расслабятся, а потом, значит, вызвать решил. Ну, надо тебе «оторваться», зови командира. Нет же, знает, за что укусить.

Белов, выпускник Военного института, прослужил в Афганистане около двух лет и был ударной силой Астманова. Свободно владел дари, пушту. Прекрасно знал обстановку. И светила ему замечательная военная карьера, ибо был он человеком военным до мозга костей. (И до последнего своего дня, до гибели в Косове, доктор исторических наук, полковник Белов был настоящим русским офицером. Кстати, на клад Утанбека, четыре года назад, Астманова в принципе навел отец Белова – преподаватель Института общественных наук в Кабуле.)

– Сергей. – Астманов, проклиная все на свете, растолкал разметавшегося во сне парня. – Слышишь, Канчук тебя хочет видеть. Иди. Но если что, сам пойду на разборку. Не спорь там.

Белов, бормоча на пушту изощренные ругательства, натянул спортивный костюм и вышел к посыльному. Астманов же, бессознательно, может быть, чтобы заглушить неясную тревогу (а ведь точно, на часах было около трех – час Быка), достал из сейфа «ПМ». Повертел, загнал обойму. Потом патрон в ствол. Положил на стол, где в щелях желтели зернышки риса от рождественского плова. Так прошло в тупом ожидании минут пятнадцать. Белов появился багровый от возмущения.

– Канчук хочет, чтобы мы подготовили комментарий по убийству Моджадедди.

– Да он ведь жив! Его не было в штабе во время взрыва!

– Да знает он все. Но хочет «черную» загнать через «Афган гак».

– С ума сошел? Разнесут в клочья.

Себгатулла Моджадедди – один из лидеров вооруженной оппозиции, авторитетнейшее лицо, по тому времени в исламском мире слыл политиком, с которым можно было говорить о перспективах национального примирения. На него было совершено покушение. Штаб-квартиру Моджадедди подорвали в середине декабря. Но сам лидер не пострадал. Его просто не было в помещении. И вот теперь «прогнать лажу» по волнам популярного в Кабуле радио «Афган гак» означало подписать всем его сотрудникам смертный приговор. Такого моджахеды, в чьих руках фактически была большая часть Кабула, не простили бы. Было уже, находили корреспондентов с отрезанными головами да убитыми в упор. И еще, наверное, найдут… Война. Но вот так, затянуть петлю на всех…

– Садись, Сергей. Излагай рапортом на мое имя. Все же мы у него в оперативном подчинении, а не в прямом. Утро вечера, как говорят…. А я схожу к этому «чуку». – Три последние буквы фамилии начальника отделения на одном из тюркских наречий означали фундаментально-матерное слово, как и положено, из трех букв.

Как у Астманова в боковом кармане «Аляски» оказался пистолет, да еще с взведенным курком? Врет он все. Помнит! Он шел всадить пулю в Канчука.

Начальник армейской спецпропаганды сидел за столом и делал вид, что усиленно изучает какую-то бумажку. Это в три-то ночи? Глаз на Астманова не поднял.

– Мои люди не будут писать эту херню. Моджадедди – жив.

– Будут. У нас такой план.

И тут Астманов потянул из кармана «ПМ». Все, край! И нет тут ничего необычного. Ухлопал же лейтенант-топограф полковника-комбрига в Пули-Хумри. Ну а здесь майор – майора… Черт! Пистолет застрял. Взведенный курок зацепился за подкладку кармана. Он дернул другой раз, третий… И вдруг волна, да нет – шквал смеха накатил изнутри. Астманов, задыхаясь, развернулся и выскочил наружу. Смеялся до самого модуля. В приоткрытую дверь сказал Белову, что все в порядке, ничего писать не надо.

Утром лейтенанты аккуратно разобрали вертеп. До православного Рождества. А днем, видимо, одновременно, Астманов и Канчук пожаловались друг на друга в Ташкент.

О затее с Моджадедди полковник Нарам отозвался однозначно: покрутил толстым, коричневым пальцем у виска: