Вот кроха же совсем, а сколько в его плаче горестного испуга и безысходного отчаяния! Малыша услышали и они, и мы. Огневой бой разом утих.
— Масенький ты мой! — крикнула Алексеева так, что дрогнули дымящиеся берлинские развалины. И, выметнувшись из укрытия, подбежала к малышу.
С той стороны опять раздались выстрелы, она прикрыла маленького собой, подхватила на руки, бросилась в спасительную темноту подъезда.
Малыш обхватил шею Елизавета Ивановны, прижался к ней дрожащим тельцем, прошептал:
— Мутти… Хильфе мих, мутти… {40} 40 Мама. Спаси меня, мама… (нем.).
Теперь этот малыш стал подполковником немецкой народной армии. Его дедушка, соратник Эрнста Тельмана, был казнен в тюрьме «Плетцензее». Дядя Петер пал смертью храбрых в партизанском отряде имени Кутузова. Отец, вернувшись из советского плена, строил первое в мире немецкое государство рабочих и крестьян. А подполковник Петер Зеттель охраняет мирный труд и безопасность своего социалистического государства.
Вместе со своими детьми и с отрядом юных тельмановцев из подшефной школы, на перроне вокзала Берлин-Восточный он встречал гвардии лейтенанта Алексееву. Свою спасительницу. Солдатскую Мать.
Елизавета Ивановна вышла из вагона, и навстречу ей взволнованным хором зазвучали детские голоса:
— Херцлихе грюцен зи, унзере либе руссише мутти!.. {41} 41 Сердечно приветствуем вас, наша дорогая русская мама!..
В Варшаве с шумом высадились красные следопыты, и незаметно исчезла «героическая бабушка». Тепло попрощавшись, в Берлине ушла Елизавета Ивановна. Она погостит у названного немецкого сына, встретится с юными тельмановцами и с братьями по оружию, воинами Советских Вооруженных Сил и ГДР, поклонится в Трептов-парке освободителям Берлина, своим павшим однополчанам.
А до Парижа еще предстояло ехать ночь и половину дня…
Ночь и почти все утро Александра Михайловна проспала, так и не увидев ФРГ. Может быть, это случилось потому, что на железных дорогах Западной Германии уложены рельсы особой конструкции, и оттого совсем не слышен перестук вагонных колес? А скорее все-таки она крепко уснула, измучившись воспоминаниями и устав от обилия непривычных дорожных впечатлений.
Последние из них нахлынули на Александру Михайловну, когда поезд шел шесть минут от вокзала Берлин-Фридрихштрассе и слева она увидела в Западном Берлине ярко освещенное здание рейхстага — отремонтированное, без автографов победителей и без ребристого купола, на котором было водружено Знамя Победы.
…Тогда, в мае сорок пятого, главный город Германии был един, неделим, и освобождали его только советские войска.
В День Победы тысячные массы людей стихийно устремились к рейхстагу, Были в тот день у рейхстага она и Марсель, Елизавета Ивановна Алексеева, командир полка Петр Борисенко и Демин, посланный в командировку — возвращать награбленное у нас оборудование.
Все они в День Победы были у рейхстага, и все — разминулись. Чтобы встретиться потом через годы и десятилетия или, как Алексеева и Петр Борисенко, не увидеть друг друга совсем.
Александра Михайловна проснулась, когда пятнадцатый скорый уже отправился из Льежа.
Загораживая пригородные пейзажи, к железной дороге подступали заводы, шахты и другие строения промышленной Бельгии.
От последней перед Парижем станции Жемонт началась Франция!
Самое главное для Александры Михайловны в эти минуты заключалось в том, что рощи, виноградники, поля и даже игрушечные в отдалении коровы на лугах, гнездо аистов на столетнем тополе были в общем такими же, как у нас. И над всей этой красотой, уходящей к горизонту, за синие дали, как и у нас в эти дни, царствовала золотая пора бабьего лета. Но здесь оно почему-то зовется летом святого Мартина.
Яркими флагами полыхали осины и особенно клены, празднично золотились на солнце стройные стволы сосен, увенчанные зелеными хвойными шапками. И так же, как у нас, алели гроздья спелых рябин. Вот только березы, пожалуй, выглядели поизряднее и оттого казались непривычно-декоративными.
И она подумала, что наши березы все-таки неповторимы. Как по-своему неповторимы у нас родная природа и веками сложившийся — взрывом в семнадцатом преображенный — уклад и моральные устои нашей коллективной жизни.
А бабье лето… Так оно же обязательно, как черемуховые холода весной и рождественские морозы в январе, как сама жизнь.
Здесь, во Франции и у нас, природа щедро одаривает сентябрь прощальным теплом. Народные поверья, легенды связывают эту пору с судьбой женщины-крестьянки. Заканчивались основные работы в поле, и женщина освобождалась от тяжелого труда, могла хотя бы недолго и немного передохнуть, полюбоваться чудесными голубыми далями и вспомнить свою неповторимую весну.
Читать дальше