Борис Яроцкий - Эхо в тумане

— Вай-вай-вай, старшина, а непонятливый. Вам же ясным языком было сказано: что в лес шакалы угнали колхозный скот. Чтоб фашистам достался…

— Мы этого не знали, — ответил Алексей.

— И диверсанта убили по незнанию? — Капитан едко усмехнулся.

— По случайности.

— Случайно вы живы.

Капитан приказал лейтенанту сдать пойманных диверсантов коменданту трибунала, а сам повел моряков через густой и влажный лес. Вскоре на дне каменистого ущелья они увидели пестрое стадо коров.

Капитан показал на упитанную телку: из нее получатся отличные котлеты.

— Нам нужна дойная корова, — уточнил Алексей. — Женщина в тяжелом состоянии… Тяжелораненая…

— Вай-вай! Ловят диверсантов, а женщина умирает. Ныхарашо. Вот, — указал капитан на корову красной Масти, — ваша. Вы ее честно заработали в бою, — и торжественно добавил: — Вы, моряки, бойцы замечательные, только на суше беспечные, а это для вашей жизни ныхарашо.

В сопровождении пограничников Заволока и Ягодкин гнали корову до самого перевала, а за перевалом, когда уже, казалось, все опасности были позади, из кустов раздалась автоматная очередь, и пуля, видимо, предназначавшаяся Алексею, угодила в коровий рог. Такую ее, с отбитым рогом, и пригнали в Голубую бухту.

— А мы с замполитом уже схлопотали по выговору за ваш поход, — без утайки признался командир. — Добро, хоть не казенные деньги взяли…

— Товарищ командир, — воскликнул Алексей, — а мы их принесли обратно! Капитан-пограничник сказал, что корову мы честно заработали в бою.

— Ну и ну!

После операции, к великой радости подводников, Иванка стала быстро поправляться. Ее щеки порозовели, в темно-карих глазах появился блеск. На вопросы моряков! «Как себя чувствуешь», отвечала:

— Добре.

Алексей научился доить корову, которую назвали Торпедой. Доение оказалось не ахти какой сложной процедурой. Только вот руки болели, должно быть, с непривычки. Кроме Алексея, к Торпеде никто не решался подсаживаться с ведром-подойником, зато траву носили все, кто был свободен от вахты.

Иванка осваивалась в новой для нее обстановке, многих подводников уже знала по имени, а Заволоку называла «братком Алешей» и каждый раз, когда он уходил из палаты, просила: «Братко Алеша, ты без меня не уплывай. Я хочу домой в Болгарию».

Скоро Иванку увезли в госпиталь. По прямой госпиталь от базы был километрах в десяти, а вот когда поднимаешься, долго петляешь, пока не покажется двухэтажный каменный дом. До войны здесь был пансионат, и дом белили известью. Сейчас его перекрасили в серый цвет, чтоб с моря трудно было его заметить.

Алексей ухаживал за коровой, доил по-прежнему сам, но теперь все молоко относил на камбуз, чтобы корабельный кок, красный от усердия главстаршина Некрутывухо варил на нем овсяную кашу. Торпеда оказалась понятливой, быстро привыкла к ласковой заботе Алексея и, наверное, в благодарность за это всегда норовила лизнуть ему щеку.

Как-то вскоре после отъезда Иванки Некрутывухо заглянул под навес, пыхтя и кряхтя, принес Торпеде полный бачок помоев и, пока корова пила, вылавливая листья капусты, вслух рассуждал:

— Гарна скотына, та мьяса маловато.

От этой новости Алексею стало не по себе. Он понимал, что рано или поздно Торпеду зарежут, и кок с присущим ему старанием наделает из нее котлет, и тот же Миша Лукаш, второй помощник торпедиста, бывший зенитчик погибшего теплохода «Абхазия», подмигнет товарищам: мол, Торпеда даром не пропала.

Пожалуй, лучше других распознал настроение Алексея замполит Гусев.

— Ты вот что, — сказал он без околичностей, — завтра захвати двух товарищей, свободных от вахты, отведешь Торпеду в госпиталь, а заодно проведаешь Иванку. Некрутывухо ей приготовил гостинец. От всего экипажа…

Предложи он это на сутки позже, Торпеду довелось бы оставить на базе. В следующую ночь был получен приказ выйти в море.

А осенью, когда море стонало от северного ветра и только в Голубой бухте было относительно спокойно, лодка под командой Вяткина, теперь уже капитана третьего ранга, переправляла партизан на болгарский берег. В этой группе была и подпольщица из Варны Иванка.

После того как она вышла из госпиталя, ей предложили остаться до конца войны в Советском Союзе. Но девушка настояла на своем, и после учебы на курсах радистов ее зачислили в боевую группу.

В этом походе Алексей испытывал сложное чувство: он был счастлив, что они с Иванкой снова вместе, и одновременно печалился, что это встреча перед разлукой, может быть, в их жизни последняя.