Нгуен Тяу - След солдата

Тяготы и лишения, связанные со службой в медсанбате, Нэт переносила легко. Однако в последнее время глубоко ввалились ее глаза, заострилось лицо, залегли морщинки возле рта: в дни, когда медсанбат пробирался через джунгли к новому месту, Нэт получила письмо от Кхюэ с известием о смерти матери и братишки.

Знала об этом одна лишь Зы. Эта девушка, казавшаяся такой неловкой и неуклюжей, обладала удивительно добрым сердцем. Когда надо было копать землю, валить деревья или заготавливать хворост, первой всегда вызывалась Зы. Попутчикам-солдатам она не раз помогала подносить тяжелый груз, причем умудрялась поднять столько, сколько под силу было только здоровому парню.

– Нэт, родная моя, если б можно было переложить на меня немного твоего горя!

У Зы обливалось сердце кровью - у Нэт появился мрачный огонь в глазах, в которых, казалось, навсегда застыли непролившиеся слезы.

– Поплачь, - умоляла Зы, - поплачь, тебе легче станет!

– А увидит кто-нибудь? Разве можно сейчас плакать? Вокруг столько горя, не у меня одной…

– Поплачь, а я как-нибудь объясню, что-нибудь придумаю… Ведь пропадешь!

– Ничего, ничего… Не бойся, я… я справлюсь…

Смерть, утраты - не впервые Нэт столкнулась с этим. На стройке у нее была задушевная, ближе, казалось, не бывает, подруга Уи. Ни дня не могли они прожить друг без дружки, и все у них было общее - и одежда, и вещи. В одну из бомбежек Уи погибла. Нэт, оставив тело подруги, побежала спасать других. Она носила раненых, а сама плакала навзрыд. Только к вечеру, когда управилась с ранеными, Нэт вернулась за Уи, отнесла ее в передвижной домик строителей, попросила всех выйти, опустила на окнах шторки и при свете керосиновой лампы сама омыла тело Уи, переодела во все новое, ненадеванное (чьи были эти блузка и брюки, ее или Уи, она уж и не помнила: ведь давно у них все было общее), потом причесала ее и, уронив голову на тело подруги, заголосила: «Могла ли я думать, что придется тебя хоронить?…» Невольно вспомнилось, как часто доставалось ей от Уи за излишнюю склонность к слезам, и Нэт зарыдала еще горше.

Вспомнилось и другое, за что ругала ее Уи: как ни старалась Нэт, но не могла избавиться от тоски по дому. Этот маленький домик затерялся среди нескольких десятков подобных ему рядом с полотном железной дороги. Побеленные домики их квартала были крыты соломой, замешанной с глиной. Мимо бежали поезда, и паровозный дым закрывал молчаливо сидевших птиц на протянутых вдоль полотна проводах и рисовое поле с поблескивавшей на нем водой. Железная дорога тянулась параллельно асфальтированному шоссе и была отделена от него неширокой травянистой полосой. Сквозь бамбуковую занавеску на дверях дома виднелось не только скучное, залитое водой поле, но и шумный, веселый мир вагонных окон, тесно заполненных головами пассажиров. С шоссе доносился шорох шин и цокот копыт по асфальту, мелькали снующие с раннего утра ярко-красные автобусы и воинские автоколонны с веселыми лицами солдат. В толпе ребят, с громким криком выбегавших к дороге, непременно была и девочка с выгоревшими, порыжевшими волосами, а за руку ее цеплялся малыш…

Два года Нэт проработала в дорожно-строительной бригаде, потом еще два года - на перевалочных пунктах. Она прошла почти через весь Чыонгшон, но так и не смогла побороть в себе тоски по дому.

Несколько лет назад Нэт приняли в партию. К этому времени Нэт и Зы уже успели поработать чуть ли не на всех перевалочных пунктах. Нэт отличалась ловкостью и лучше других умела мастерить походные печурки. Ее частенько посылали в разные места передавать опыт, и среди походных печурок, поставленных в джунглях вдоль дороги, по которой двигались солдаты, немалое число смастерили ее проворные девичьи руки.

Можно ли словами выразить, что значили для солдат эти печурки на высоких отрогах Чыонгшона?! Печурки, в которых всегда ровным держалось пламя, печурки, умело сложенные из глины так, что дым от них, подобно утреннему туману, низко стелился по траве, а дотом медленно таял…

Розовые отблески огня напоминали об очаге в родном доме. В памяти вставали неровные верхушки маниоки, росшей у дворика. Допоздна засиживаясь у походной печурки, прислушивалась Нэт к голосу ночных джунглей: плеску ручья, крикам куропаток, ящериц и птиц. Тогда особенно одолевала ее тоска по дому. Нэт казалось, будто она слышит, как в пруду заглатывают корм карпы, как плещется вода под мостиком - это мама моет перед сном ноги… Нэт не помнила ее иначе, как в закатанных до колен, мокрых от постоянной работы на рисовом поле брюках, оставлявших открытыми худые смуглые икры, забрызганные светлыми лепехами подсохшей грязи. Вернувшись с поля, мать вытряхивала из корзинки собранных ею мелких крабов и в изнеможении опускалась на земляной пол веранды. Малыши гонялись за расползавшимися во все стороны крабами, а Нэт растирала поясницу и ноги матери.