«Сколько лет Кием и воспоминания о нем оковами давили на меня!… Понимаешь ли ты, как много значит для меня и для других освобождение? Из ваших солдат я знаю только тебя одного, знаю давно, хотя мы почти не говорили с тобой… Сколько раз я сжимала в руке ядовитые листья нгона и не отравилась лишь только потому, что меня согревал лучик надежды - ты. И я ждала тебя! Немало горя хлебнула я в этих лесах, и ты для меня как тепло очага, как надежные горы за домом, как зерна риса, что я высеваю в поле…»
Молитвой и заклинанием прозвучали эти слова Сием. Не выдержав, она во всем призналась Лыонгу, когда он зашел к ним перед наступлением, и расплакалась. И хотя Лыонг был совершенно неискушенным в сердечных делах, он остро почувствовал, как тянется к нему, как верит в него молодая женщина. И Лыонг растерялся. Он не пасовал ни перед колючими заграждениями, ни перед дулами винтовок, но перед плачущей женщиной, доверившей ему свою боль, он оказался впервые.
Лыонг по-прежнему находился на передовой около аэродрома Такон. В этом месте наши окопы почти вплотную подходили к позициям противника. Разведчики слышали, как по ту сторону переговариваются марионеточные солдаты, был слышен даже стук упавшей ложки или патронов. Бомбардировки продолжались. Бомбы с каждым днем ложились все ближе и ближе к линии заграждений, и одна из них как-то разорвалась рядом с блиндажом Лыонга. Блиндаж не пострадал, но находившиеся в нем были оглушены ударной волной. По распоряжению Няна Лыонга на несколько дней отправили в тыл на отдых.
Грудь и плечо ныли так, будто на них навалили тяжелый камень. Лыонг в каске и с автоматом на плече подошел к тому участку дороги, который до начала операции был всего лишь незаметной, проложенной саперами тропой, и остановился, пораженный происшедшими здесь переменами. Группы носильщиков с огромными заплечными корзинами, полными патронов, направлялись к складам, недавно размещенным вдоль дороги № 9. Среди носильщиков были женщины, дети и несколько молодых парней в форме марионеточной армии. В городке Кхесань от частых бомбежек в домах вылетели все двери и окна. У дороги в траве валялся перевернувшийся ярко-красный автобус. На крытых брезентом ЗИЛах ехали в городок за рисом солдаты. Брезент на машинах был сплошь укрыт густыми зелеными ветками. Самолеты-разведчики развешивали над городком «фонари», которые таинственно и зловеще мерцали в опускавшихся сумерках. На перекрестке в одном из домов через дверной проем была видна горящая керосиновая лампа, обернутая в красную бумагу.
Как-то вечером после совещания на НП 1-го батальона (батальон как раз получил несколько дней отдыха) Лыонг пошел вдоль скалистой гряды к дому старого Фанга.
У подножия скалистой гряды темнели пещеры. Возле нескольких приземистых хижин на сваях виднелись заново возделанные делянки. На одних рис уже золотился, на других только наливались колосья. Лыонг провел в окопах у Такона всего лишь немногим больше месяца, но сейчас перед ним лежало совсем другое, новое село. Самолеты по-прежнему с грозным гулом летали над скалистой грядой. Лыонг прошел мимо ребятишек, столпившихся у крыльца одной из хижин на сваях и оживленно деливших жареную маниоку. Какой-то совсем голый карапуз крепко прижимал куклу с растрепанными льняными волосами и удивленно вытаращенными голубыми глазищами.
В доме старого Фанга никого не было. Лыонг, положив автомат на колени, спокойно сел возле кухни и стал дожидаться хозяев. Лыонг вспомнил, что старик держал у себя зверушек, но, осмотрев домик в уже сгущавшихся сумерках, никого не обнаружил: не было ни белки-летяги, ни симпатичного обжоры медвежонка.
Через некоторое время на лесенке, ведущей в дом, показалась Сием с тяжелой корзиной за плечами. Лыонг привстал и смущенно поздоровался.
– Ой, Лыонг! - вскрикнула Сием.
– Пришел навестить старика… - окончательно растерялся ротный.
– Его долго не будет. - Сием сняла заплечную корзину и пошла взять хворосту для очага. - Он сейчас в волости работает, там и ночует. Очень занят, редко-редко домой приходит.
Лыонг взял у нее из рук хворост и стал подкладывать в разгоревшийся огонь. Снаружи, отражаясь от скалистого склона, доносился гул самолетов; сквозь густую листву проникали блики света от висевших над Таконом осветительных ракет. Давно уже Лыонг не сидел вот так, под крышей, у теплого очага. Пляшущие языки пламени, казалось, сулили ему какую-то тревожную, беспокойную радость. Он украдкой взглянул на Сием: ровный пробор делил длинные волосы над бело-розовым лицом, Лыонгу вспомнилось, как он на передовой мечтал посидеть вот так, рядом с Сием, полюбоваться на нее, послушать ее голос. Нечего было кривить душой: он любил ее, и теперь сам себе признавался в этом.
Читать дальше