Труднее было наблюдать за настоящим аэродромом: поблизости от него ребятам не давали играть ни патрули, ни фельджандармы, в мундирах с бархатным воротником и с медной бляхой на груди.
В нескольких километрах от города, в деревне, жила тетя Настя, родная сестра Анны Никитичны. Кратчайший путь в эту деревню шел мимо аэродрома. Но для этого нужно было пересечь небольшую речушку и пройти около поста полевой жандармерии.
Однажды Артем пошел по этому избранному отцом пути и… не прошел. Его остановили. Он заплакал, причитая: «Я к те-ете иду… Она хворая… Пустите! Я ей яйки несу-у…»
Яйца у него, конечно, отобрали и прогнали обратно. Через несколько дней он снова пошел по этому пути и понес не только «яйки», но и кусок сала и бутылку самогонки.
Его остановил пожилой патрульный. Он отобрал все, что было в корзинке, и… пропустил мальчишку, сказав при этом: «Гут, юнге! Бравер! [4] Хорошо, юноша! Молодец! (нем.).
Комм, комм еще. Я тут через айн день».
С тех пор Артем часто ходил к тете Насте мимо аэродрома и, кося глазами, пересчитывал самолеты: сколько тут «хейнкелей», «юнкерсов» и «мессеров».
К тетке он ходил с удовольствием, потому что она хорошо его привечала, угощала сметаной и поджаренными колдобиками — картофельными пельменями. Там он встречался со своим братом-сверстником Федюнькой, с которым дружил.
Тянуло туда мальчика и потому, что он любил наблюдать, как ухаживают за своими птенцами аисты, свившие большое гнездо на соломенной крыше теткиного сарая.
Вот и в эту весну они опять прилетели на насиженное место. Да, надо бы сходить в деревню по знакомой тропе, мимо аэродрома, но сейчас там не пройдешь: его «друг» Ганс убыл в отпуск. Уезжая, он сказал Артему о том, что у него на родине «драй мальшик», что старшему, Карлу, уже шестнадцать лет, и его тоже, наверно, возьмет война.
Прощаясь с Артемом, который напоминал немцу сыновей, Ганс подарил ему губную гармошку. С тех пор тот не расставался с ней, наигрывая простенькие мотивчики, и не гадал, не думал о том, что впоследствии мелодия, сыгранная на этой гармошке, станет сигналом тревоги для отца и его друзей.
Наступило утро. Апрельское солнышко залило своим теплым светом улицу, двор и через окно ворвалось в дом. Проснувшись, Нина сладко потянулась. Услышав за окном чириканье воробышков и писклявые голоса касаток, лепивших гнездышко за стрехой, она вспомнила о том, что и у них в Стайках ласточки лепили такие же земляные чашечки.
На мгновение ей почудилось, что нет никакой войны, что она находится дома и вот-вот услышит добрый голос матери: «Ниночка, будет тебе потягиваться, вставай. Ранняя птичка уже носик прочищает, а поздняя лишь глазки продирает…»
Ах, какое это было благодатное время! Набегавшись вечером, утром проспишь долго, а мать не разбудит вовремя, пожалеет. Вскочишь с постели, выбежишь во двор и давай плескаться холодной водой.
А тут не выбежишь и не крикнешь, как в детстве: «Солнышко, солнышко, я тебя люблю!» Впрочем, ребятишки, ее новая родня, кажется, уже на воле: что-то не слышно их в доме. Нет, кто-то есть… Вон из-за полога показалось розовое личико Милочки.
— Пойдем на улицу! — позвала она.
Нина с улыбкой поманила ее пальцем, но девочка не переступила порог:
— Мама и папа будут лугать.
Хлопнула наружная дверь, и послышался строгий окрик матери:
— А ты чего тут вертишься? Милочка махнула ручкой и скрылась.
Анна Никитична принесла Нине в комнату таз с водой:
— Умойся здесь.
И пока девушка умывалась, наставляла ее:
— Держи, Нинушка, ухо востро! Нынче утром соседи уже выспрашивали о тебе, что да как… Особенно донимала длинноносая Агафья. А я ей говорю: вот, мол, своих детей куча, а тут еще лишний рот прибавился. А она мне: «Да что ты, Никитична, бога гневаешь? Ведь ты ей мачеха! Смотри, народ осудит тебя. Скажи спасибо, что помощь тебе бог послал. Видим, закружилась со своим выводком…» В общем, пока оглядись, обвыкни.
И пришлось Нине в первые дни заниматься только детьми, которые так быстро привыкли к ней, словно она действительно была своя и жила с ними давно.
Улучив как-то минутку, когда осталась с «отцом» наедине, спросила:
— А как «Северок»?
— Он уже тут.
— Отлично! — обрадовалась Нина.
— Покажите где.
— Не горячись. Днем много глаз.
Девушка скрепя сердце согласилась, хотя ей не терпелось поскорее проникнуть туда, где была спрятана рация, и связаться со своими.
Читать дальше