Располагайся! В этом слове — большой смысл. Это значит — садись к телефонам и узнавай обстановку, проверяй, на месте ли командиры батальонов, будь начеку. Все это Крутову знакомо, близко и не потребовало ни расспросов, ни разъяснений. Бой ушел куда-то вперед, и сейчас важнее слушать, чем наблюдать, тем более в такую погоду.
Черняков, нахмурившись, не отнимал трубки от уха. Хотя его полк во втором эшелоне, но он имел возможность слышать все, о чем докладывали генералу другие командиры полков, так как находился на одной с ними линии связи.
Дыбачевский не стеснялся в выражениях, видимо нервничал:
— Вот сволочь, как кроет! Прямо по своим траншеям. Что он их, заранее пристрелял, что ли? — говорил он то ли сам с собой, то ли с офицерами, находившимися с ним рядом. И вдруг четко, громко, в трубку: — Коротухин! Коротухин, ты что там делаешь? Как у тебя? Доложи!..
— Заняли первую траншею. Продвигаемся...
— Ты уже который раз говоришь мне об этом, а сам ни с места. Какого черта целый час топчетесь в этой траншее?
— Огонь мешает, — глухо и уныло ответил Коротухин. — Пулеметы режут, и не видно откуда...
— Так давите их своей артиллерией! — закричал генерал. — Затвердил, как дятел: «Огонь, огонь!..» Вперед, я говорю. Вперед!
К полудню части сообщили, что ими заняты деревни Зоолище и Шарики, находившиеся за второй линией траншей. Потом последовали частые телефонные подстегивания:
— Продвигайтесь, продвигайтесь! Выкатывайте орудия на прямую наводку, и вперед! — охрипшим, усталым голосом приказывал Дыбачевский.
— Противник оказывает сильное сопротивление...
— У вас же артиллерия! — повышал голос генерал. — Что-о... я за вас должен командовать? Подымайте людей, и вперед!
Из донесений было ясно, что продвижению мешают огневые точки противника, но где они и сколько их? Окутавший землю туман скрывал вражеские позиции. Черняков почувствовал, что сейчас придет пора действовать его полку, и не ошибся.
— Давай, включайся! — сердито сказал ему по телефону Дыбачевский, словно это Черняков был виновен в том, что из генеральского блиндажа не видно поля боя. — Действуй, как договорились!
Это значило — двумя батальонами закрепить за собой Зоолище и Шарики, оглядеться и развивать наступление, втиснувшись на стыке между двумя полками.
Черняков взялся за другой телефон, чтобы передать приказ. Когда на дороге показалась колонна, бойцов еремеевского батальона, он подозвал Крутова:
— Проследи!
Крутов побежал к батальону, который поротно подходил к бывшей нейтральной полосе.
— А, пропавшая душа! — крепко пожимая ему руку, воскликнул Еремеев. — Вернулся-таки! Говорил, иди на роту, вот ничего бы и не случилось.
— Ничего, живы будем — не помрем. Потерплю и без роты!
Нейтральная полоса, где еще только вчера надо было пригибаться при вспышке ракеты, ползти, когда вражеский пулеметчик сыпал в темноту трассирующими пулями, изменила свое лицо. Повсюду танки и орудия проложили следы — широкие незастывшие полосы, черневшие среди жухлых трав. Не все танки прорвались через эту полоску земли. Были обгоревшие, разнесенные взрывом на куски, были завалившиеся в. воронки и ждавшие, когда их оттуда вытянут, были подорвавшиеся на минах. Под одним из таких нашел приют передовой санитарный пункт. Раненые, выделяясь свежими белыми повязками, жались к броне, ожидая отправки в санитарный батальон дивизии. У дороги кучками лежало снесенное трофейными командами немецкое и свое оружие, лопатки, коробки с пулеметными лентами.
Крутов рассмотрел сквозь туманную дымку незахороненные и сливавшиеся с землей своими серыми шинелями трупы. Сердце екнуло: «Вот, не дошли...» Радостное настроение оттого, что передний край все же прорван и наступление идет, чуточку померкло. К смерти никогда не привыкнешь.
Вся траншея противника была разворочена разрывами снарядов, но ходы сообщения и блиндажи на обратном скате высоты остались целыми. По траншее сновали с делом и без дела бойцы.
Незнакомый Крутову старший лейтенант стоял возле пулемета в широком вместительном окопе. По его указаниям пулеметчик нацеливался куда-то в туман и нажимал гашетку. В ответ из серой мглы, взвизгивая, тоже летели пули, чиркали по брустверу окопа, и тогда, поругиваясь беззлобно, все, кто находился поблизости, на некоторое время приседали в окопе.
— Не знаете, наши далеко ушли?
— По-моему, не дальше, чем я! — ответил Крутову офицер.
— Вы из первого эшелона? А что же сидите, не наступаете?
Читать дальше