Владимир Клипель - Медвежий вал

— Сегодня баню топим, приходите мыться, — сказал Бушанов.

— А парок будет?

— О, жаркий баня, джяксы баня! — заверил Бушанов и, прищелкнув языком, сладко зажмурился.

Трудно унять радость, валом накатываются тысячи вопросов. Но впрочем... Уставом определена форма обращения на все случаи, — будь ты безразличен к встрече, идешь ли на нее с неохотой или с пылким волнением. Все равно.

— Товарищ полковник, старший лейтенант Крутов прибыл в полк для прохождения дальнейшей службы!

Черняков с озабоченным лицом стоял у стола и перебирал стопку газет. Молча выслушав рапорт, он грузными шагами пересек горницу и с чувством, крепко потряс руку Крутову.

— Я вас уже давно жду. Разве ранение оказалось опасней, чем здесь предполагали? — Он с ласковой осторожностью потрогал плечо: — Болит?

— Кости целы, а мясо наросло!

— Почему же вас держали так долго?

— Так я же был в разведке! Разве вам не говорили?

— Вот как! — удивился Черняков. Обняв за плечи, он подвел Крутова к столу, будто мимоходом сдвинул лежавшие на карте газеты. — Интересно, где побывали, что видели?

Пришлось Крутову повторить все, что в свое время рассказывал генералам.

— Любопытная штука, товарищ полковник. Где-то в Восточной Пруссии наши люди кровавыми слезами плачут в имении барона Гольвитцера, а на фронте мы сражаемся с войсками генерала от инфантерии Гольвитцера. Оказывается, одно и то же лицо. Странное совпадение?

— Ничуть! Я даже не удивлюсь, если мы с ним в конце концов встретимся.

— Ради этого стоило бы пожить!

— Не просто пожить, но бороться, чтобы приблизить эту встречу. А мы еще так плохо, вразвалку воюем и дорого расплачиваемся за свою неорганизованность. Одной храбрости сейчас мало, нужно умение, и я ищу, думаю, как сделать, чтобы лучше получалось. Это о вас мне говорил генерал? Очень хорошо! Теперь как помначштаба вы должны мне помогать, Крутов. У вас молодые зоркие глаза, быстрый ум, чуткое сердце, склонность к анализу. А мне уже порой не хватает огонька и смелости, чтобы идти наперекор некоторым вредным, но установившимся взглядам...

Он в раздумье повертел поданное Крутовым направление и отложил бумажку в сторону.

— Значит, считайте себя на должности. Я распоряжусь насчет приказа.

— Спасибо. Плохо, что я не знаю, с чего начинать, а «перемирие» может кончиться...

— Как, перемирие? — полковник захохотал. — Нет, брат, это заслуженный отдых. Война — чертовски трудная работа, и порой надо давать людям денек-два, чтобы соскоблить грязь и безмятежно уснуть. Перемирие!..

— «Новая должность. А с чего начинать?» — задумавшись, Крутов медленно шел улицей.

Из переулка показался офицер. Прижимая к боку белый сверток, он куда-то бежал.

— Малышко!

— Крутов? Сколько лет, сколько зим!.. Где пропадал? Куда? — нимало не заботясь о том, успеет ли получить ответы, спрашивал офицер Крутова, подстраиваясь под его шаг.

— К вам назначили, в штаб...

— К нам? Кем? Тогда со мной, живо!

Не слушая возражений, он потащил Крутова за собой.

— Погоди, я еще обязанностей не узнал...

— Ерунда, узнаешь! Не боги горшки обжигают...

Старший лейтенант Малышко служил офицером разведки полка, и Крутов познакомился с ним давно, в бытность свою командиром роты. Маленький, верткий, он не знал уныния, и любой с ним разговор невольно сбивался на шутливые реплики. Не признавая внешней серьезности, он и к разведке относился со смешком, будто к легкому и пустяковому делу, и даже чуть-чуть бравировал этим. На круглом курносом лице всегда сияла улыбка, и задорный белый чубчик торчал из-под пилотки, сдвинутой на самый затылок. На измятых полевых погонах не хватало звездочек и виднелась темная полоса от ремня автомата. Поверх брюк были надеты широкие маскировочные штаны, заправленные в кирзовые сапоги.

Из оврага, к которому они шли, поднимался дым. Там, под широкими купами побуревших ив, у небольшой запруды топилась баня, какую нередко можно встретить по русским деревням от Смоленщины до Дальнего Востока, — неказистая, приземистая, с маленьким в одно стеклышко оконцем. Земляная крыша буйно заросла лебедой и полынью. В полуотворенную дверь тянул сизый дым, пошевеливая на бревнах густые хлопья давней сажи.

Возле баньки хлопотал Бушанов. Лицо его блестело от пота, глаза слезились: только что выбрасывал едко чадившие головни. Увидев офицеров, он затараторил:

— Ай, баня, джяксы! Мыться станешь — сало побежит!