Василий Ванюшин - Штурм

— Товарищ подполковник, я обязан был доложить о Майселе и сказал, что думал.

— Вы доложили о своем предположении. Может, у вас это от неверного взгляда: немец — значит враг? Такой взгляд означает несоответствие должности.

Колчин пожал плечами: воля ваша…

Это равнодушие удивляло и раздражало Веденеева. Но чем громче и резче он говорил, тем спокойнее вел себя новый инструктор. Колчин даже начал позевывать, прикрывая рот. Какая вызывающая недисциплинированность! Резкости он противодействовал безразличием, именно противодействовал. Веденеев подумал, что апатичность лейтенанта деланная. Не может молодой человек быть таким сонным, вялым, тем более в разговоре со своим начальником.

Нервничая от этого все больше, Веденеев едва не перешел на крик, но сдержался.

— Поработать вам все равно придется, потому что сейчас у меня нет другого выхода, — закончил он и отпустил нового политработника — устраивайся, отдыхай пока.

Веденеев лег на койку, но не уснул, а забылся в лихорадочном жару — начался очередной приступ малярии. Он видел себя в лесу — лежит на земле, укрытый шинелью; среди деревьев мечутся испуганные олени и косули. Вспомнилось: это Беловежская пуща.

Ранним июньским утром, когда только начало проясняться небо на востоке, а в лесу было еще совершенно темно и после душного вечера так хорошо — свежо и росисто, — всех обитателей Беловежской пущи встревожил грохот, какого они никогда не слышали. Земля вздрагивала. Множество огней возникло, и свет их, пронизывая лес, разбросал остатки ночи. Небо загудело, и поднялся такой треск, будто ломались столетние дубы и сосны.

Пугливые косули первыми заметались в поисках спасения. Тонконогие, стройные, легкие, они рассыпались по кустам, снова собирались вместе и бесшумно, уносились в глубину леса, подальше от жуткого грохота и огня. Благородные олени, поводя ветвистыми рогами, вслушивались в необычные, грозные звуки раннего утра, пытались сохранить привычное уважение к себе, но не выдерживали и, вскинув еще выше красивые рога, убегали в чащу, ломая сучья. За ними спешил горбатый лось, раскачивая «серьгу», свисающую с подбородка. Величественные гривастые зубры, грузно бродившие парами, останавливались и опускали бородатые головы, пытаясь понять, что же происходит на земле и в лесу, где всегда было безопасно, не понимали и торопливо уходили вслед за лосями. Бежали, глухо похрюкивая, кабаны, прятались куницы, барсуки. Суматошно прыгали с дерева на дерево белки, словно охваченные пламенем. Тетерева хлопали на взлете упругими крыльями. Ярко-пестрые сойки, лесные модницы, растерянно отыскивали друг друга, и все птицы собирались в стаи.

В древний заповедник входила война. Его постоянные жители не понимали этого, но предчувствие беды гнало их в глубь леса. Они прятались там весь день.

А вечером, когда небо смолкло и на земле стало тише, далеко разнесся тоскливый, протяжный вой.

К опушке леса подошла группа военных, человек тридцать. Один, самый высокий из них, был в зеленой фуражке, с перевязанной рукой, и еще на многих белели бинты.

— Я же говорил, товарищ батальонный комиссар, что это наша собака и надо зайти. Точно — наша, — уверял пограничник и окликнул овчарку: — Амур!

Амур перестал выть, оглянулся на военных, заскулил виновато.

— Это Николай Корольков, — сказал высокий пограничник, наклонившись и разглядывая убитого. — Прощай, друг!ꓺ Остальных не знаю, но все, видать, сражались, пока могли.

— Не будем терять времени, товарищи. Убитых похороним в окопе. Жолымбетов, возьмите документы, — распорядился комиссар.

Вырытый пограничниками окоп — их последний боевой рубеж — стал братской могилой. Красноармейцы вытерли о траву саперные лопатки, спрятали их в чехлы, подняли винтовки. Жолымбетов прислушался и сказал:

— В лесу кто-то есть, совсем близко.

— Щуров, вы хорошо знаете эти места. Что опасного может быть в лесу? — спросил комиссар у пограничника.

— Здесь заповедник, — ответил Щуров. — Лоси, зубры, олени. Точно. Смотрите — немцы!ꓺ

Немцы подкатили на машинах и мотоциклах. Одни принялись разводить костры, другие в упор расстреливали животных, которые привыкли к людям и не боялись их. Олени, лоси, косули падали на землю, и лесная зелень покрывалась алой росой…

Красноармейцы во главе с комиссаром уходили дальше. Они слышали стрельбу, радостный гогот и песню: