Валерий Вахромеев - Дороги

Прощай добрая девушка! Спасибо тебе за искреннюю помощь и участие в нашей судьбе!

Идем мы с Василием старинными улицами швейцарской столицы в сопровождении полицейского. Кругом мирная и беззаботная жизнь. Полицейский не конвоирует, а просто сопровождает нас. Он угостил нас сигаретами и сам закурил. Идем недолго, минут пятнадцать. Подошли к одноэтажному зданию казарменного типа. Ворота охраняет вооруженный винтовкой часовой. Наш полицейский рассказал часовому о том, кто мы такие. Тот открыл ворота, и мы вошли во двор. Пройдя двор, подошли к входным дверям и нерешительно остановились. Полицейский жестом пригласил войти внутрь.

Мы вошли в просторное, длинное помещение. Полицейский простился с нами, дружески пожав нам руки на прощание. Мы огляделись. В просторном помещении были расставлены в три ряда, аккуратно застеленные кровати. В соседних комнатах были слышны голоса. Я уловил характерные звуки польской речи. Вскоре из соседнего помещения, как в последствии оказалось столовой, стали выходить люди, одетые в польскую военную форму. Они обступили меня и Василия. Посыпались вопросы. Многие из поляков знали русский язык и поэтому проблемы в общении не было. Они дружески и с уважением выслушали наш рассказ и предложили пройти в столовую.

Пока мы ели, не прекращались расспросы. Их судьбы в чем-то перекликались с нашими. Были бои, плен и побег. Хорошо поляки приняли нас. Были, правда, негативные высказывания о Сталине, коллективизации и нашей предвоенной политике. Днем польские ребята гуляли во дворе казармы, а вечерами они пели свои песни, играли в карты. Много за время нашего общения было рассказано, но врезался в память один из рассказов…

Случилось это недели за две до нашего появления. В тот вечер, после ужина в казарме уже готовились ко сну. Вдруг дверь открылась, и в помещение вошел молодой человек в сопровождении полицейского. Он был одет в полевую немецкую форму. На левой стороне кителя висел «Железный крест». Вошедший был без головного убора. Сопровождавший его полицейский что-то сказал ему и вышел, закрыв за собой дверь. В первый момент в казарме воцарилась гробовая тишина. Прошло первое удивление: как же так, к антифашистам, бежавшим из плена, вдруг подселили фашистского офицера! По казарме пронесся ропот. Затем к вошедшему со всех сторон стали приближаться поляки. Тот спокойно, даже с усмешкой, смотрел в глаза подошедшим. Затем, так же спокойно он заговорил с ними… по-русски!

Он рассказал, что контуженым попал в плен и, чтобы не быть расстрелянным, согласился служить у немцев. В конце концов, он понял, что поступил слабодушно, и при первой возможности постарался бежать. Вскоре такая возможность представилась. Он был водителем на легковой машине, возил генерала. Воспользовавшись близостью швейцарской границы, он проскочил на полной скорости по мосту через Рейн. Он сказал, что на мосту ему пришлось сбить два шлагбаума, что по нему стреляли немцы. Но, к счастью, не попали. (Пока похоже на сюжет Шолохова «Судьба человека») Но дальше, он не мог толком ответить на вопрос, за что он получил от немцев награду. Солдат стал что-то путано объяснять, но ему уже ни кто не верил… Поняв, что тучи сгущаются, он попытался вырваться из кольца окружавших его поляков и выбежать в дверь. Его поймали. Сильна была ненависть к фашистам у людей, прошедших муки ада! Но еще больше они презирали предателей, в тяжелый час вставших на сторону врагов. Изменника схватили, высоко подбросили под потолок казармы и он плашмя упал на пол. Так его подбрасывали и роняли несколько раз… На крики прибежали швейцарские часовые и унесли обмякшее тело в караульное помещение. Но, после такой обработки, как утверждали поляки, он уже не жилец на белом свете.

Иногда, когда я рассказываю этот случай, меня спрашивают: Возможно, это был наш разведчик? Мне это рассказали в сентябре 1942 года сами участники этого события и я ни чего не могу добавить. Ведь многие из моих товарищей по швейцарским лагерям и тренированных брали вымышленные имена и фамилии. Например, я до конца шестидесятых годов называл своего друга Михаилом Коршуновым. Настоящая его фамилия Александрович. До сих пор мне хочется узнать, как по-настоящему звали Петра Чайку, где он живет.

В этом лагере мы с Василием пробыли дней десять. Потом два жандарма отвели нас на бернский вокзал. Там мы сели в поезд, следовавший до Бельжаса. Его сами швейцарцы называют «Швейцарская Сибирь». Так началась долгая дорога по швейцарским лагеря интернированных, долгий путь домой.