Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель

Югансон замолчал вдруг, словно потерял нить рассказа.

— И что же было дальше? — спросил заинтересовавшийся Илья.

— Целый день ждал Реслер Силина на квартире у Тахери. Помещик всеми святыми клялся, что Силин обязательно придет, что у него нет иного выхода. И знаешь, Вальтер, он оказался прав, Силин действительно появился. Положил магнитофон на стол и ушел. Тахери начал поздравлять Реслера, уверяя, что мальчишка в его руках. Реслер включил магнитофон, чтобы прослушать запись, и что же ты думаешь там было записано? — Югансон вопросительно уставился на Илью немигающими выпуклыми глазами.

— Наверно, то, что он согласен на условия, — сказал Илья, уже понявший, что там могло быть записано.

— Магнитофон сначала зашипел, а потом раздались слова Кожевникова: “Господин Тахери! Мы очень довольны, что избавлены от лишней встречи с вами. Надеюсь, понимаете, что о покупке у вас шерсти не может быть и речи”.

Югансон залился смехом и, захлебываясь, сказал:

— Тахери поднял страшный крик, сетуя на то, что его обстригли, как овцу, что теперь он разорен, ему некуда девать шерсть и что Реслер, конечно, у него ее не купит. Реслер подтвердил, что не купит, и ушел от этой старой слякоти. Вот нечто подобное может случиться и со мной.

— Необязательно. Будем надеяться, что тебе больше повезет.

— Пока похвалиться нечем. Одни неприятности.

— У тебя тоже случилось что-нибудь?

— Черт побери, сложилась противная ситуация. Месяц тому назад я получил у Миллера, нашего главного резидента здесь, пятьсот туманов для одного агента. Но так как задержался перевод из Берлина, я их израсходовал: как раз подвернулась интересная полечка. Деньги из Берлина все не переводят, а завтра Миллер встречается с агентом, и может выясниться, что он еще не получил денег.

— Ну, в этом я тебе могу помочь. — Илья вынул бумажник и отсчитал пятьсот туманов.

— Вальтер, дорогой, я твой друг навеки.

Югансон попрощался и ушел.

Вскоре вернулся Али. Его трудно было узнать: бледный, нахмуренный. На вопрос Ильи, передал ли он записку, ответил, против обыкновения, односложно: да.

— Что с тобой? Почему ты так расстроен? — спросил Илья.

— Эх, арбаб. Даже не хочется говорить. По дороге зашел домой. Жена болеет, сколько раз говорил ей, чтобы лежала, а она ходит.

— Что с ней?

— Один врач сказал — туберкулез, другой говорит — ничего страшного, а жена тает на глазах. Обратиться к хорошему доктору и полечить потом ее нет возможности.

Илья ушел в кабинет и тут же вернулся.

— Возьми, это тебе на опытного врача и на лечение. Надо будет, дам еще, — и Илья протянул Али, убиравшему со стола посуду, несколько банкнот.

Аля отступил назад, словно ему предлагали взять что-то запретное.

— Нет, арбаб, не могу, я работаю у вас всего несколько месяцев.

— Считай, что это награда за добросовестность. И можешь сейчас идти домой.

Али, понурив голову, взял деньги и пробормотал:

— Я никогда этого не забуду, арбаб.

В комнате, которую снимал Али с женой, тускло горела керосиновая лампа. Покрытые сырыми пятнами стены напоминали географические карты с очертаниями материков. На полу потертый ковер, давно отживший свой век. В стенных нишах, на полках, застланных газетами, стояло и лежало все, что в европейских домах убирается в шкафы. В комнате не было мебели, лишь зеркало с пожелтевшим стеклом висело в простенке.

Али встретила жена. Ей было не более тридцати лет, но лицо ее увяло, и выглядела она больной старушкой. Несмотря на жару, она зябко куталась в платок.

— Что случилось, Али? — спросила она, обеспокоенная неожиданным приходом мужа.

Тот молча положил на стол деньги.

Она пересчитала их и испуганно, словно заподозрила мужа в краже, спросила:

— Где ты взял? Здесь почти твое полугодовое жалование.

— Я сказал агаи Самуэлю, что ты больна, и он дал это на лечение.

— Но как ты их вернешь? Из каких средств?

— Он дал деньги как наградные.

— Да пошлет ему аллах счастья.

— За такого хозяина надо молиться. А как он обращается со слугами. Он никогда не оскорбит нашего достоинства. Уж кто-кто, а я достаточно повидал на своем веку господ и знаю цену отношения агаи Самуэля.

Весна самое приятное время в Тегеране, солнце еще не успело высушить сочную зелень, воздух свеж.

20 марта 1941 года выдался хороший день, Илья до завтрака читал газеты на веранде. Радовало и утро, и предстоящая встреча с Роушан. Неожиданно Али доложил о приходе Югансона, и тот сразу же появился на веранде.