Аскольд Шейкин - Испепеляющий яд

— Зачем!

— Оставьте в нем какие-то бумажки, деньги. Клиент Государственного банка! Положение! Слух об этом пройдет. Я постараюсь. В нашем с вами деле сейчас любая частность важна. И — смелей. Впрочем, не мне вас учить…

У входа в гостиницу Шорохова остановил швейцар:

— Вас тут спрашивали.

— Мужчина? Женщина?

— Мужчина. Щупленький. Ростом — мне по плечо. Бороденка от уха до уха. В шинелишке.

— Не тот, что вчера ко мне приходил?

— Вашего приказчика мы знаем.

— Что он сказал?

— Спросил, надолго ли ушли, может, совсем съехали.

— Как ты ответил?

— О проживающих посторонним сведений не даем.

— Сразу ушел?

— На другой стороне улицы постоял. Потом.

— А как он к тебе обратился? Какие слова говорил? Ты вспомни.

— Чудно как-то. Со смешком: "Роднулечка-дорогулечка… милейший и роднейший мой…" Потом фамилию вашу назвал.

"Михаил Михайлович" — сказал про себя Шорохов.

МАКАР СКРИБНЫЙ ни 22-го, ни 23-го ноября в Новочеркасск не возвратился. На ум Шорохову приходило разное. Несчастный случай. Ехал в Таганрог без пропуска, арестовали. Как и Богачев, сбежал в Стамбул. Или другое: "… и расписку истребовать?" — " Я тебе верю". "А тем господам?" — "Тоже…" А до того: "…если нам красных дождаться?.." Так, может, он из Новочеркасска подался навстречу красным? И ясно, что он будет там говорить: "Американский агент". Предъявит письмо для миссии. Хорошо, если попадет на того, кому известно по чьему приказу началась связь с этой миссией. А если нет? Решат: «Переметнулся». Связь сразу прервется. Томись потом в неизвестности. Что же останется — бросай все и беги?

Сейф по ликашинской рекомендации Шорохов снял. С титулярным советником Серегиным общий язык нашел. Вечер пьянствовал в компании молодых и старых чиновных особ. За все платил. Если в небедной компании твое угощение принимают, ты свой человек. Тоже одна из купеческих заповедей.

В сейф, по здравому размышлению, положил почти все свои и Скрибного деньги: три миллиона рублей! — документы, оставшиеся от поездки в Щигры, Колпны. У сестры Скрибного оставил доверенностъ на его имя и ключ

от сейфа. Оставил также записку: "Уехал на десять дней. Пока меня нет, действуй, как знаешь". От слов: "Скорей всего не вернусь", — удержался, хотя мысль о том, что началась полоса неудач, не покидала. С таким же чувством шел к памятнику Ермаку.

Не ошибся. Связного не было.

После этого сводку для Агентурной разведки, документы Наконтразпункт № I уложил в конверт, написал на нем: "Таганрог. Александровская улица. 60. Федору Ивановичу. Дорофеев". Тоже оставил у Скрибного. При лихих обстоятельствах пусть посчитают, что предназначалось для миссии.

Возвращаясь в гостиницу, заметил слежку. Филеров было двое. «Вели» они его до самого номера. Думал потом: "Третий этаж. Через окно не уйдешь. Обложили. Хорошо, если это затея Ликашина. Мешать отъезду не будут".

Так, впрочем, и вышло.

Вагон был грязным, холодным. С окнами, почти наполовину забитыми досками. Народа набилось сверх меры. Казаки, солдаты, бабы. У каждого — мешки, корзины, тряпье. Крики, ругань. Слоями плавал махорочный дым.

Одет был поскромнее. Русские сапоги, ватные штаны. Суконная гимнастерка. Полупальто. Потертая шапка-ушанка. И баула не взял с собой — большую кошелку. Уложил в нее сало, хлеб, полдюжины бутылок с коньяком. Очень хорошим. Довоенной поры. Деньги, документы рассовал по внутренним карманам. В поезд сел без помощи военного коменданта. Чтобы ехать, не привлекая к себе внимания, сделать большего он и не мог.

Пропуская встречные поезда, подолгу стояли на станциях, разъездах. С этим Шорохов встречался и в прошлой поездке. Отличие было в другом. Он ехал теперь не на север, а с востока на запад, то есть вдоль деникинской территории, однако и здесь навстречу валом валили беженцы.

Прижавшись спиной к вагонной переборке, делал вид, что дремлет, думал о Скрибном, о Ликашине. Иногда пытался представить себе то, как сам он выглядит со стороны. Получалось: усатый дядька тридцати лет, молчаливый, одет без затей. Но ведь самое главное, чего он не знает: есть ли за ним сейчас слежка? Настораживало: мордатый длинноволосый мужик в рыжем кафтане, в селянской круглой суконной шапке, побродив по вагону, пристроился на полке напротив. Случайно ли? Правда и то — встретились они еще на вокзале. Подпирая друг друга, пробирались к окошку билетной кассы. Toжe едет в Екатеринослав. Может, теперь и потянуло к попутчику? Но — случайно ли?..