Аскольд Шейкин - Испепеляющий яд

— Интересно, — проговорил Скрибный.

После этого они оба долго молчали.

— Расписку истребовать? — наконец спросил Скрибный.

— Тебе я верю.

— А тем господам тоже веришь?

— Тоже. Если что-либо для меня передадут, возьмешь. Спрашивать будут, ответишь.

Опять наступило молчание. Смотрели друг на друга. Шорохов словно впервые видел Скрибного. Квадратный лоб, казацкая стрижка «кружком», коренаст, плечи и руки налитые мускулами, черная борода, крупный нос, крупные губы, мохнатые брови, лицо, рябое из-за перенесенной когда-то оспы. Сжатые в кулаки кисти рук лежат на коленях. Сидит слегка наклонившись вперед. Ошибка, что так и не сказал ему правды? Однако какой? Что он сам не только приказчик, но еще и помощник в разведывательной работе на красных? А поедет с письмом в Американскую миссию. Слова одни, дела другие. И чему Скрибный поверит?

— Когда уезжать? — спрашивает Скрибный.

— Если успеешь, сегодня. В Таганрог нужен пропуск.

— Это для господ.

— Как знаешь.

— А на Александровске-Грушевском крест?

— Крест.

— Жаль. Родился я там.

— И мне жаль, — соглашается Шорохов. — Вот что еще. Если случится, что ты вернешься, а меня нет… Мало ли!.. У сестры твоей записку оставлю.

— Пойду, — сказал Скрибный.

— Иди…

Едва Шорохов переступил порог кабинета Ликашина, тот заспешил навстречу, подал сразу обе руки:

— Здравствуйте, мой дорогой. Безмерно рад. Ваша телеграмма пришла весьма вовремя. Генералу была доложена в удачный момент, в присутствии тех господ, что и нужно. Очень хорошо все сложилось. И ответ вам успел уйти еще до того, как в Управление принесли оперативную сводку, где названные в вашей телеграмме станции означены, как захваченные красными.

— Я от вас никакой телеграммы не получал, — сказал Шорохов.

— Так и что? Слово — не воробей. Вылетело — не поймаешь. Депеша тем более. Но в журнале исходящих она зарегистрирована, копия в дело подшита, как и ваше сообщение: "Условия контракта выполнены". Такие слова в официальной бумаге немалого стоят. У нас в отделе, знаете, сразу распланировали, куда вашу пшеницу направить: десять вагонов в Калединск, десять в Новочеркасск, десять в Ростов. Лично мне было поручено с предложениями к генералу идти, — лицо Ликашина сияло восторгом. — И я к их превосходительству пошел. Знаете, что они мне сказали? "У нас в Управлении никогда еще не было заготовителя, подобного господину Шорохову. У нас все чиновники господина Молдавского, как образец, поднимают. Это заурядный комиссионер. Собственная выгода для него — единственный идол. Для господина Шорохова обязательства перед войском Донским все равно, что обязательства перед господом богом". Тут же было приказано всю причитающуюся вам по контракту сумму выплатить. Это, разумеется, при том же раскладе, который у нас с вами прежде установился. Не так ли? Надеюсь, вы понимаете?

Ликашин подхватил Шорохова под руку, подвел к окну. По улице проходила воинская часть. Шагали браво.

— Братья-казаки, — сказал Ликашин. — За Дон головушку готовы сложить. Но зато и мы с вами все, что в силах наших, должны для них сделать. Не от меня, от имени этих героев спасибо, — он воздел к потолку указательный палец. — Пойдемте.

— Куда? — удивился Шорохов.

— В приемную генерала. Необходимо представиться сотрудникам отделения. Расскажите всю правду. О героях казаках. Господ офицеров не позабудьте. Казак — что? Приказано — сделает. Офицер за все своим сердцем в ответе. Генералов-орлов не забудьте. С кем-то из них вы, уверен, на фронте встречались. Скажем, в той же Касторной. Вы через нее возвращались. Я не ошибся?

— Через нее.

— И кто из прославленных генералов там был?

— Из прославленных? — Шорохов не смог скрыть сомнения. — Шкуро, Постовский… Шкуро-то еще прославлен, а Постовский…

— Но ведь и Константин Константинович Мамонтов, — вкрадчиво подсказал Ликашин.

— Его корпус стоял в тридцати пяти верстах южнее. В Нижнедевицке. От железной дороги это в стороне. Мы с приказчиком на попутном эшалоне прямо на Старый Оскол проследовали.

— Прекрасно! Но район этого Нижнедевицка вы миновали благополучно.

— Вполне.

— Прямая заслуга корпуса, его командира. Так и скажите.

Шорохов понял, чего добивается Ликашин, и вопросительно взглянул на него:

— Может, мы прежде все с вами обсудим. Подберем какие-то случаи. Спешка в любом деле помеха.

— Что вы! — Ликашин замахал руками. — Когда второй раз рассказываешь, звучит не так убедительно. Стирается подлинность. Как пыльца с крыльев бабочки. Вы бабочек когда-нибудь ловили? В детстве. Сачком. Не ловили? Жаль. Редкостное удовольствие. Так вот, о Мамонтове скажите побольше. Гордость Дона. Хорошо бы какие-то слова генерала в адрес нашего Управления привести. Хотя бы одно, два. Мол, благодарен. Мог ведь он оказаться в Касторной. Тридцать пять верст. Подумаешь! На совещание с другими генералами прибыл. Вы же с ним когда-то встречались?