Аскольд Шейкин - Опрокинутый рейд

Рядом опять оказался Попов. Плетью указал на возы:

— Теперь-то не заскучаем.

— Это полковые запасы? — спросил Мамонтов.

— Исключительно, — ответил Попов. — Провиант.

— А где везут то, что казаки брали лично себе? Ведь брали? Брали!

— Тючок-то у каждого перед седлом, — оправдывающимся тоном сказал Попов. — Святое дело. Всегда было так. И не от жителей взято. Ни боже мой! Только из большевистских складов.

— Но чтобы не больше. Обяжите командиров полков проследить. Начало похода! Еще преждевременно. Вы поняли?

— Будет сделано, — произнес Попов и отъехал.

Мамонтов отыскал взглядом Калиновского, тронул поводья, приблизился к нему. Остальные чины свиты сразу же деликатно отдалились.

Некоторое время они молча следили за проходящим обозом.

— Во всем виноват лично я, — с отрешенным видом наконец заговорил Мамонтов. — Не надо было слушать болтунов. Их на Дону и Кубани — сонм. Народ, мол, сам все знает, понимает. Дай волю — устроит свою судьбу наилучшим образом. До вчерашнего дня я был убежден: едва мы вступим в Тамбов, из недовольства большевиками сама собой возникнет новая власть. А народ — быдло. Куда толкнешь, туда и пойдет. И нет в нем никакой благодарности. Помните оставленный нами обоз? Сокрушались — богатство! Оно ничтожно по сравнению с тем, что здесь уже нами роздано жителям. А в ответ?

— Я совершенно согласен с вами, — подтвердил Калиновский. — Хороший обоз — прочный тыл корпуса.

Думая о чем-то своем, он, видимо, просто не расслышал слов Мамонтова. Тот, впрочем, не обратил на это внимания и продолжал с прежним выражением отрешенности на лице:

— У меня просьба. И дело, казалось бы, не очень значительное, но по сути своей крайне важное и для нас с вами, и для корпуса в целом. Через день-другой прошу вас выехать в расположение Семьдесят восьмого полка, встретиться там с одним… как бы это сказать… с одним деятелем. Лично оценить его. Понимаете? Так ли это серьезно, как подается? Нужен ваш строгий ум. Никому другому я не поверю. Даже себе. И нужно… — Он искоса взглянул на Калиновского: — Вы знаете старую казацкую пословицу?

— Их много.

— Нет. Такая одна. И ее надо уметь понимать: не тот казак, что поборол, а тот казак, что выкрутился.

Калиновский вопросительно смотрел на него.

— Нужно… Или, вернее, совершенно не нужно сообщать этому господину о том, что мы уже отсюда ушли, — Мамонтов оглянулся на оставшийся за их спинами город. — Единственное ограничение! Во всем остальном — полная мера доверия. Планы, перспективы, надежды. Играть в этом смысле даже в какой-то мере ва-банк. Чтобы он сразу понял, поверил: наш рейд — это очень масштабно, отвечает русскому национальному духу. Но, конечно, если предварительно убедитесь, что его персона стоит того.

— А коли слух об оставлении нами Тамбова уже до него дошел?

— Объясните: маневр. Еще возвратимся. И скоро. Так и в самом деле будет. Нисколько не сомневаюсь.

— Однако взорваны вокзал, мосты. Тут двойственность.

— Опять-таки: маневр. Мы — кавалерия. Противник же перебрасывает свои отряды по железной дороге. От разрушений тактическая выгода на нашей стороне. Но лучше этого вопроса вообще не касаться, тем более что действительно пройдут лишь считанные дни, и все переменится. Все. Абсолютно. Мы сейчас идем на Козлов, так вот там будет осуществлен классический вариант установления законной власти. Да, да! В чистом виде. Без всех и всяких доморощенных расчетов на местную самодеятельность, как это было там, — Мамонтов снова обернулся: стена желто-бурого дыма надвигалась на город. — Вас эта работа пока не затрагивала, вы о ней не знаете, но подготовка идет, в нее включены многие. И очень серьезно.

— Спасибо, — ответил Калиновский. — Я понял.

— Игнатий Михайлович введет вас в курс дела, — заключил Мамонтов.

… А возы все тянулись. Прорваться, опередить их поток штабной колонне так и не удавалось.

Вагон постепенно пустел. Наконец кроме четверки компаньонов в нем осталось шесть или семь офицеров, все в чинах небольших. Занимали они купе у тамбуров, поочередно стояли у дверей. Охрана. Специально для них. Шорохов в этом не сомневался.

На последней остановке в купе ввалился чернобровый и черноусый есаул. Шумно приветствовал:

— Господа с Дона? Очень вам рад. Прошу, прошу…

С ним были два казака. Они подхватили баулы Варенцова и Нечипоренко, саквояж Шорохова. Лишь Мануков не отдал им своего фибрового чемодана. Пожелал нести его сам.