Вен. Андреев - Партизанские встречи

На этом мы и расстались.

— Не русский ли он? — спросил Бондаренко, после долгого раздумья.

— Немец, чистейший ариец. Сам с гордостью говорит об этом… Кроме меня, думаю, он никого не знает, а наболтал…

— Да и ты, друг, столько мне булавок в голову навтыкал, что не приведи бог… А задание выполнять надо, — точно самому себе сказал Бондаренко. — Успокойте всё-таки Хортвнга, — Бондаренко сам не заметил того, как перешел в разговоре с Литвиным на «вы». — Вы будете целы… Значит, выезжайте завтра. Приготовьте всё. Откладывать операцию нельзя… Поживем — разберемся в вашем Хортвиге.

— Что приготовить, Алексей Дмитриевич? — с готовностью спросил Литвин.

— Пять подвод, десять пропусков в Почеп и, самое главное, — тол доставьте в колхоз Буденного.

Бондаренко протянул руку Литвину, и Дарнев понял, что перекинуться хотя бы несколькими словами с Верой ему сегодня так и не удастся. Рассказ Литвина взволновал его. Даже тогда, когда Дарнев прощался с Верой, он не успел ей ничего сказать. Но Вера шепнула ему:

— В первый раз за всю войну вместе будем! Ты рад, Лёка?

— Да, очень рад, Вера, — тихо ответил Дарнев.

В лагере Бондаренко рассказал о встрече с подпольщиками, о загадочном поведении коменданта и настоял на том, чтобы Литвина включили в группу Дарнева, с которой шёл и сам Бондаренко.

Утром следующего дня из Трубчевска вышло пять санных повозок, нагруженных ящиками с маслом. Продолговатые ящики — около пуда в каждом — были уложены один на другой и тщательно укрыты сеном.

Дул сильный встречный ветер со снегом. Глухо скрипели полозья. На передней подводе, свесив ноги с передка, бородатый человек в армяке и в заячьей ушанке лихо крутил над головой кнутом и изредка хлестал по крупу чалого коня, приговаривая:

— А ну, рвани, милай, спеши-им!

Конь после каждого удара недовольно вздергивал хвостом и так упирался ногами в снег, точно шел в крутую гору. За спиной подводчика полулежал офицер в меховой шубе, крытой темнозеленым сукном. Высокий, из черного каракуля воротник был поднят и закрывал ватную пилотку. Правой рукой офицер поддерживал вороненый автомат. Во рту у него торчала толстая сигара.

Задней подводой управляла девушка. Она, стоя в санях, подгоняла коня, стараясь не отстать от обоза.

Возница первой подводы оглянулся и, увидев, что город уже давно растворился в снежной дымке, сказал, облегченно вздохнув:

— Пронесло, кажись.

— Фаддей, — обратился офицер к вознице, выплюнув окурок сигары. — Овраг за Семечками знаешь?

— Знаю.

— Если в селе у крайней хаты нас не встретят четыре человека, то остановишься у оврага. Понял?

— Ясно, да вот лошади как бы не сдали… Многовато положили… А знаешь, Литвин, чуть-чуть я не погубил всё на свете.

— Я бы с тебя голову снял, дьявол бородатый, — ответил Литвин.

— О-о, — протянул бородач, — ждали бы они тебя. Твоя голова раньше моей немцу в руки попала бы… И знаешь ли, притча какая. Уложил я пять ящиков, а Верка — горячая голова — приволокла откуда-то шестой. Клади, говорит, и шабаш, Я и так, и сяк ей знаки подаю: «Комендант, мол, вон шатается, солдатня зенки таращит». А она своё: «Вот господину коменданту и доложу, если не погрузишь. Я не буду за тебя отвечать перед господином комендантом». Меня аж залихорадило. Подошел комендант. «В чём дело?» — спрашивает. А Верка говорит: «Мне одной тяжело укладывать, а он помочь не хочет». И показывает на меня рукавицей. Комендант хвать тот ящик и в сани… Пошлепал потом Верку по румяным щекам и цап меня за бороду… До си вот скулы горят.

Литвин расхохотался.

— Смешно тебе, — продолжал бородач, — а ящик в накладной не значится. Проверят по дороге, и вся твоя операция вверх тормашками полетит.

— А бороды не жалко?

Возница промолчал. До слуха Фаддея донесся звонкий девичий голос. Фаддей оглянулся. Вера напевала в санях какую-то веселую песенку.

— Отошла, смотрико-сь, запела, — проговорил возница. — А тоже было оробела. Сама призналась: «Это, говорит, я от страху на тебя орала. Прости, дядя Фаддей, прости за то хоть, что хорошо выпутались». Вон как!

За Семечками навстречу подводам из оврага вышли четыре человека, вооруженные автоматами. Это были Бондаренко, Дарнев и ещё два партизана. Сквозь метель Литвин увидел несколько лыжников. Они тянулись за подводами вдоль дороги. Когда обоз тронулся, лыжники гуськом пошли на запад, опережая обоз.

Бондаренко вскочил в сани к Литвину, а Дарнев — к Вере, взяв из её рук вожжи.