Вольфганг Отт - Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945

Никогда еще они не испытывали так мало страха. Их мозг и тела привыкли к нему, как привыкает человек к работе. Не могло быть более легкой, тихой и приятной смерти, чем эта. В такой смерти было что-то прекрасное, почти роскошное. Они знали, какой злой может быть смерть, с какой утонченной жестокостью наносит она свои удары, раздавая их всем подряд безо всякой справедливости, а сейчас она была такой мягкой. Они давно уже знали, что главное на войне — не сама смерть, а то, какой она будет. Они не видели причин жаловаться, зная, что когда-нибудь она придет; нетрудно было предсказать, когда это произойдет, и они втайне уже сделали это. И та смерть, которая их ждала, казалась им совершенно естественной. И даже бездонное молчание вокруг успокаивало. Никаких глубинных бомб, война окончена, они заключили свой мир. Вот какие чувства наполняли моряков, когда командир вдруг произнес:

— Подготовиться к выходу на берег.

Это было сказано тем же тоном, каким он сотни раз отдавал команду «подготовиться к всплытию». Но моряки сжались, как будто он занес над ними дубинку.

— Все очень просто. У нас масса времени, и спешить нам некуда. У нас много дыхательных аппаратов Деггера, поэтому все очень просто. Если у кого-то есть вопросы, спрашивайте. Я объясню. Кстати, глубина совсем небольшая…

Но моряки не слушали его. Они не могли ничего понять. Пялились на командира, словно дети, сбитые с толку новой непонятной смешной историей, а он говорил как раз таким тоном, каким рассказывают смешные истории. Лютке держал раненую руку в кармане брюк и изо всех сил старался говорить дружески и ободряюще. Старший квартирмейстер освещал его фонариком.

Командир замолчал. Он понял, что его не понимают, и выражение его лица изменилось. Губы сжались в полоску, а глаза превратились в узкие щелочки. Тайхман ожидал вспышки ярости.

Но командир молча повернулся к столику с картами. Он отвязал шнурок карандаша от стола, а затем от самого карандаша. Моряки наблюдали за его действиями.

Командир поднялся в рубку. Все услышали, как он отдраил крышку люка, как щелкнула защелка. Затем он спустился вниз и скомандовал:

— Подготовить дыхательные аппараты. Петерсен, будьте готовы затопить третий торпедный аппарат.

Моряки подскочили, как будто сидели на горячей сковородке. Тайхман с презрением посмотрел на них, но в следующую минуту и сам испугался того, что должно было произойти. В школе подводников им говорили о том, как можно спастись с затонувшей подлодки. Их обучали, как надо покидать ее на большой глубине, но тогда глубина не превышала 20 саженей.

— Вы поняли меня, Петерсен?

Старпом подошел к командиру, но не сказал ничего.

— Вы поняли меня?

Старпом теперь стоял прямо перед Лютке. Он не произносил ни звука, только мотал головой и указывал на свое горло. Когда он приоткрыл рот, стало видно, что у него нет передних зубов, и командир кивнул. Он понял, что старпом не мог говорить.

Всего в живых остался двадцать один моряк. Командир сказал, что им не придется долго плыть, они находятся на пути следования кораблей флотилии и эскортных кораблей; возможно, они даже смогут увидеть невооруженным глазом остров Ре, ведь их лодка совсем немного не дошла до входа в гавань.

На этот раз они слушали. А после того как Лютке объяснил им, как, несмотря на высокое давление, можно открыть рубочный люк, они решили, что уход с лодки был довольно простым делом, даже на такой глубине. Подводники сходили за своими дыхательными аппаратами и вернулись в центральный пост.

Командир разделил их на три группы по семь человек в каждой. Первую группу возглавлял Тайхман, поскольку старпом частично вышел из строя, вторую — старший квартирмейстер, и третью — он сам. Он приказал каждому моряку съесть по банке персиков. Несколько человек подчинились. Они ели, потому что им приказали; персики были сочными и мясистыми, но их с трудом удавалось проглотить. Старпом и радист не прикоснулись к еде. Некоторые просто выливали содержимое банок на пол. Они не были голодны и не видели смысла есть эти персики.

С радистом ничего нельзя было поделать. Он не мог удержать во рту загубник дыхательного аппарата, и было проще застрелить его, чем позволить плавать наверху с разорванными легкими.

И командир сделал это, пока остальные поедали свои персики. Он сделал это настолько искусно, что никто поначалу и не заметил. Но позже, когда начался этот кошмарный выход, они позавидовали его легкому концу.