Ольга Матюшина - Песнь о жизни

Одна за другой набегали мысли. Муля не хотела их прерывать. Она молча помешала в печке.

Настоящая любовь не умирает. Она больше смерти. Личное горе вспыхивает внезапно, отбрасывает контроль мозга, ураганом несется по всему существу. Остановить эту бурю ты не всегда властен. Так случилось и со мной. Я думала, что жизнь меня закалила. А вот — нет: смерть любимого, большого друга сломила. Признаться — жить не хотелось… Но на работу я вышла сейчас же после похорон. Заведующий книгоиздательством предложил мне поехать в санаторий. Отказалась. Попросила дать еще больше работы. И началась для меня странная, двойная жизнь. Ночью сердце разрывалось от горя, глаз сомкнуть не могла. Каждая мелочь напоминала его. На работе была совсем другая. Чувствовала свои обязанности, как часовой на посту. Забывала горе и работала, работала… Двойная нагрузка помогла. Дисциплина взяла на повод ослабленную горем волю.

Прошло шесть лет, и вот — живу.

С юношеских лет привыкла чувствовать жизнь, как борьбу. После Октября поняла: жить — это значит всеми силами помогать своей стране.

Я всегда любила живопись, любила музыку. Перед творцами их готова была преклоняться. Таким я чувствовала и Михаила Васильевича. Самые светлые минуты моей жизни — это его изумительная музыка. Рисунки с натуры, нежные, солнечные акварели пленяли меня. Казалось, самое большое, что я могу сделать для такого человека, — это служить ему, создать для него жизнь простую, хорошую, во всем быть ему товарищем и настоящим другом. Я многого не понимала… Только коснувшись красок, начав писать, почувствовала язык искусства. Если бы познать эту радость в дни его жизни, вместе видеть, чувствовать!

Думала — в жизни надо быть чернорабочей, это важнее. Не понимала, что жизни нужны и чернорабочие, и художники. Правда, поздновато, но все же я сделалась художником. Живопись захватила, овладела всем моим существом. И теперь я могу часами, днями работать, забывая о пище и сне…

Печь потухла, даже угли погасли.

— Смотри, Муля, — сказала я, — как уютно в комнате при свете настольной лампы. Надо на зиму устраиваться.

— Сколько у тебя цветов, Оля! Точно сад пришел в комнату.

— Я люблю цветы. Мне кажется, они дольше и бережнее умеют хранить свет солнца.

Сегодня у Мули мы читаем вышедшие номера детского журнала.

Муля живет близко, на нашей улице, в старинном каменном доме. Стены его толстые, печи белые, изразцовые. Окна высокие, полукруглые. Половину маленькой комнаты занимает рояль, место остается только для кровати и стола.

— Тесновато у тебя, Муля!..

— Ничего. Зато могу играть вечерами. Ребят не разбужу.

Мы прошли в соседнюю комнату. Там живет Мулина сестра Ксения с двумя дочками — близнецами Галей и Наташей. Громадный буфет и три кровати почти незаметны в большой комнате.

Мы раздвинули стол. Он, потеряв свою круглую форму, стал длинным.

— А тебе дадут в июне отпуск? — спросила я.

— Обещали. Я досрочно сдала в Москву часть исследовательской работы для Дворца Советов. Думаю, вовремя всё закончу.

— Смотри, Муля, не заключай много договоров, этим летом мы должны обязательно уехать из города.

— Не бойся, на Отпуск заработаю и поедем!

В передней раздался звонок. Явились двадцать юных авторов разом.

Муля положила на стол три вышедших номера рукописного журнала «Ребята». Переписывали их девочки Тоня и Нина. Шрифт получился довольно крупный. Обложки яркие, разноцветные.

Мы с Марией Владимировной бережно относились к тексту. Наша редактура сводилась к исправлению орфографических ошибок да к легкой правке особенно корявых фраз.

Первый номер выпустили в конце лета. Второй — ко дню Октябрьской революции, последний — к Новому году.

Мальчики насмешливо отнеслись к журналу и сразу отказались участвовать в нем. Но для второго номера они сами принесли мне свои произведения. Их участие ввело в журнал военные темы. Появились рисунки самолетов, пушек, кораблей.

Началось обсуждение журнала. Я глядела на внимательные, серьезные лица детей. Сначала они стеснялись критиковать. Потом стали говорить горячо и просто.

Одного мальчика выругали за плохое стихотворение. Он обиделся и вскочил со стула.

— Сиди! — крикнула Тамара. — Ты думаешь — настоящих писателей не ругают? Еще как здорово ругают!

— Ты сначала поленился, а в последнем номере хорошо написал! — вмешалась Мария Владимировна.

Мальчонка широко улыбнулся и не убежал.

Я с интересом следила за маленькими авторами. Работа в журнале очень увлекала их. Подымалась и росла творческая сила детей. Не на изобретение шалостей она была теперь направлена, а на что-то большое, хорошее. Меня поражали талантливость ребят, их желание сделать все как можно лучше. Индивидуальность каждого выявлялась все ярче.