Вячеслав Кондратьев - Красные ворота

— Нет. Замотался с институтскими делами, ну и, честно сказать, боязно как-то. На меня вообще тут всякие неприятности навалились.

— Ты пиши, Игорь, — серьезно сказал Володька. — О войне надо. Только о настоящей. Понимаешь?

— Думаешь, надо? Сейчас вроде все о другом пишут.

— Обязательно надо, Игорь. Пиши. Желаю успеха.

Теперь вот расстались хорошо, а то уж Игорь опять хотел обозвать Володьку анархистом, но заинтересованность в литературных опытах Игоря примирила его с ним.

Да, все эти институтские дела — и занятия, и общественная работа — отвлекали, помогали забыть на время о своем личном, но это днем, а вечерами наваливалась тоска и садился за очередное письмо.

« Милая моя Нинушка!

Я даже не знаю, читаешь ли ты мои письма? Может быть, выбрасываешь нераспечатанными, но нельзя же так. Я же пишу тебе о серьезных вещах — о своей любви к тебе, о том, что скучаю, мечтаю о встрече… Это жестоко с твоей стороны, а такой черты характера я в тебе не замечал, ты казалась мне всегда очень доброй и отзывчивой. Единственное, что я хочу — и это непременно должно быть, — твоего счастья. Я люблю тебя не только для себя, в этом я не хочу быть эгоистом, я хочу любить тебя для твоего счастья, если я вообще могу дать счастье человеку. Можно не соглашаться с отдельными чертами твоего характера, но в целом, как человек, женщина, ты такая, что любому из живущих теперь можешь дать счастье, которое все мы тщетно, как в потемках, ищем и не можем найти. Помнишь песенку — „Счастье лежит у нас на пути, а мы проходим мимо“?

Ниночка, извини, тебе, наверное, скучно все это читать. Но я не могу понять твоего отчуждения. Если ты любишь, неужто нельзя простить мне минутную слабость и растерянность?

Мне хочется сказать много ласковых слов, но знаю, ты не любишь сюсюканий, а потому молчу. А кстати, почему от тебя я никогда не слышал таких слов?

Сейчас я думаю, какое прекрасное и благородное чувство — доверие! Как помогает оно жить, как с ним легко. Но мне не говорила ни разу — „Будь уверен во мне. Надейся на меня“. Почему, Нинуша? Я так хочу верить тебе. И чтоб ты верила мне. А ты упрекнула меня один раз в рассудочности и даже в каких-то зачатках карьеризма. Это не так. Карьеру я понимаю только как служение нашей великой цели. Помню, ты несколько иронически отнеслась и к моему намерению вступить в партию. Да, я не очень здоров, но, надеюсь, у меня хватит сил и ума, чтобы быть достойным этого звания. Тут ты была не права, а ирония твоя неуместна. Я очень самокритичен, знаю свои возможности и их пределы.

Дорогая Нинуша! Мне очень плохо и от твоего молчания, и от невозможности видеть тебя. Но я держусь. Держусь и в институте, где я все еще „железный“ комсорг, держусь и дома, чтоб не расстраивать маму. Она пока еще ничего не знает. Только ночами я могу дать себе право на переживания. Пожалела бы ты меня… Целую тебя и обнимаю».

Игорь перечел. Конечно, письмо не выражало всего, но он все же послал его, надеясь, что оно не останется без ответа, что Нина все поймет.

Женька стала что-то тиха и задумчива. Вечерами не улетала на улицу, не пропадала допоздна.

— Девка вроде наша в ум начала входить, — заметил Петр.

— Да, что-то не узнать, — улыбнулась Настя. — Я ее за письмом застала, писала кому-то. С кем это она переписку завела, ума не приложу.

— Спросила бы.

— Неудобно как-то, взрослая уже.

— Какая там взрослая, соплячка еще! Я сам спрошу, — решил Петр. И спросил, когда Женька с занятий пришла, а в доме никого не было.

— Сказала мне Настя, пишешь письма кому-то? Так кому?

— А тебе какое дело? — не задумываясь ляпнула Женька.

— Ты со мной так разговаривать не смей! Так кому, отвечай.

— Кому-кому? Дубинину твоему. Другу разлюбезному.

— Ивану? — удивился Петр. — А зачем?

— Зачем мужчина с женщиной переписывается, не знаешь? Симпатия, значит, обоюдная.

— Какая симпатия, чего городишь? Чего у вас общего?

— Пока ничего, но скоро, может, будет.

— Ты о чем, Женька, дурочка? — не понимал Петр. — Зачем ты ему нужна?

— А правда, Петр, что он в академию будет поступать? — переменила разговор Женька.

— Тебе-то что?

— А он сказал, чтоб я ожидала его. Ну я и жду. А чтоб скушно не было, письма пишу, напоминаю, чтоб не забыл, о чем говорил.

— Шутил он, дурочка, а ты поверила.

— А если академию окончит, обязательно генералом будет Дубинин твой? — невозмутимо спросила она.

— Это как служба пойдет… Вообще-то шанс есть, — ответил Петр, а потом опомнился. — Чего я тебе на глупости отвечаю. Какое тебе до этого дело? Иван старше тебя на десять лет с гаком.