Николай Родичев - Не отверну лица

Им чертовски повезло. Выставив впереди себя самого маленького из луизианцев с букетом цветов, танцор повел их сквозь коридор полицейских, восклицая:

— Делегация! Делегация!

Быстрее, чем можно было предположить, они достигли служебного входа в театр. Вот уже мелькнул в глубине сцены конферансье, вприпрыжку побежал переодетый в синие шаровары и подпоясанный, оксамитовым кушаком Вербов. Оркестр давал пробные аккорды.

Все шло как нельзя успешнее. Администрация надумала перебросить в зал из чердачных помещений несколько десятков подставных кресел, и «делегация» Мортона Лейка с ходу включилась в эту работу. Ошеломленные, растерянные, но постепенно обретающие уверенность, все члены этой делегации, загораживаясь от подозрительных взглядов креслами, исчезли в кипящем от нетерпения зрительном зале. Если бы они и попытались каким-либо образом изменить свое положение, было уже поздно. Концерт начался. Их заставили сесть.

Уходя за кулисы, чтобы при случае помочь своим товарищам — в этот вечер он выступал в конце программы — Галинский лишь на секунду увидел в бушующем зале Мортона Лейка. Учитель близоруко щурил глаза, похлопывая в ладоши. По его спокойной позе было ясно, что ребята где-то поблизости.

Подбоченясь и притоптывая легкими сапожками, на сцену выходила первая пятерка танцоров...

Номера сменялись один за другим. Счастливые своей удачей, взмокшие от пота, неизменно веселые артисты появлялись за кулисами, преследуемые шквалом аплодисментов. Гул овации доносился даже с улицы, где концерт смотрело, не меньшее количество зрителей, чем в зале.

Помочь взопревшему собрату, стащить с него плотно облегающую обувь или поднести одежду, расправить складочку на шароварах, взглянуть на прическу, сказать при этом ободряющее слово — мало ли где может пригодиться на этой самой сценической кухне свободный человек? Мудрено ли, что в этих незаметных заботах об общем успехе Галинский совсем забыл о стайке луизианских путешественников.

Однако всему свое время.

Стремительно развертываясь, программа вечера приближалась к той самой сюите «Коробейники», о которой даже не сообщалось в программе.

Отчетливо и громко прозвучали слова конферансье. Переводчик тут же повторил его слова. При переводе на английский фамилия Галинского была названа без имени. «Ведущие роли исполняют артисты Тамара Захарова и Галинский...»

Неторопливо и напевно полилась под своды гигантского спортивного зала мелодия «Коробейников». С нарочитой прохладцей, с шутливыми выходками деревенского скомороха, знающего себе цену, неторопко вышел на сцену Галинский. Одной рукой он слегка похлопывал по берестяному коробу, другой вскидывал над коробом товары.

Нельзя было не залюбоваться этим пареньком, который поражал своей профессиональной выдержкой, чувством сцены. Тоненький, гибкий, как лоза, он был полон внутреннего огня, до поры таящегося в нем...

К коробу сходились покупательницы — озорные, статные, подвижные. В скупых движениях деревенских красавиц скрывалась гордая удаль.

Галинский, казалось, был олицетворением безмятежности. И только стоящим неподалеку от артиста было заметно, как с каждой секундой, покоряясь призывным звукам музыки и как бы все более сливаясь с ней, становясь одним из инструментов, оживала фигура артиста.

Мгновение — и полетел с плеча короб. В ответ на манящее покачивание плечиками самой смелой и самой озорной из покупательниц, Галинский порывисто выскочил на середину сцены. Еще миг — и огневая пляска закипела, забушевала, обрушилась на сцену. То сближаясь, легко касаясь при этом друг друга, то отскакивая на край сцены, двое самых юных, самых удалых начали свой задушевный разговор, объясняясь на языке искусства.

Четырнадцать тысяч человек в зале, затаив дыхание, внимали этому волшебному состязанию, следили за полетом рук, мельканием ног, ритмическими движениями гибких тел танцующих.

Казалось, все в этом зале, на сцене и за сценой настроены на один всеобъемлющий мотив.

Говорят, в науке существуют моменты, когда накопленные за годы и десятки лет знания как бы скрещиваются в одном фокусе, сосредоточиваются в одном узле. Наступает прозрение, открывается истина. Человечество вслед за учеными делает еще один шаг вперед...

Но разве не случается нечто подобное и в искусстве? Разве этот юный Галинский и его славная партнерша окрыляющим мастерством не вводят зарубежных зрителей в неизвестный им мир характеров, раскрывая образ жизни народа — цельного, добронравного, щедрого, способного на такое, от чего дух захватывает? Их пляска — готовый ответ на многие мучительные вопросы века, связанные с определением причин стремительного возвышения «загадочных русских». Вот он русский человек, повествующий о времени и о себе!..