Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан

Тогда он вспомнил, что где-то должна быть припрятана типографская краска. Давно уже Витя выпросил ее у отца, тот принес из типографии немного в баночке. Найти ее не составило большого труда, она стояла в углу, за этажеркой. Находка сильно обрадовала Витю. Еще бы: настоящая типографская краска! Целый клад. Он намазал краской новый штампик и сделал отпечаток: «Да здравствует Красная Армия!» Прочел и счастливо улыбнулся: «Вот оно то, что надо!»

Оставалось сделать штемпельную подушечку. Тогда можно будет печатать быстро, как в типографии. Витя собрал промокашки из старых тетрадей и сложил их в коробку из-под папирос, обмазав предварительно каждый листик типографской краской. Подушечка получилась не хуже фабричной.

Витя сунул штампик и подушечку в карман. Дома теперь нечего было делать. Он подмел пол, бросил мусор в топившуюся печь и, крикнув матери: «Я скоро!» — побежал к Славке.

Над городом тяжело висели темные тучи. Колючий морской ветер обжигал щеки. По улицам маршировали гитлеровцы. Витя бежал, поежившись от холода, крепко сжимая в кармане штампик.

Славка тотчас же вышел на условный стук в окно.

— Заходи! — крикнул он с крыльца. — Тетка одна дома.

Витя схватил Славку за рукав.

— У тебя бумага есть? Неси-ка. Я тебе такое покажу…

— Какая бумага? — не понял Славка.

— Обыкновенная, белая, чтобы печатать. Витя показал штамп.

— Читай, что тут написано: «Да здравствует Красная Армия!» Понял?

— Вот это да, вот здорово, — подпрыгнул от радости Славка. — Сам сделал? Как по-печатному. Дай попробовать.

Славка тут же нашлепал отпечаток себе на ладонь.

— Ты понимаешь, — возбужденно толковал между тем Витя. — Достать побольше газет, да на каждую такой штампик, и в день Красной Армии…

— Разнести по квартирам, — перебил его Славка. — Ура, Витька! Ловко придумал.

Они тотчас же начали соображать, где взять газеты.

— Много, ведь надо, — рассуждал Славка. — Из-за малого нечего и огород городить. А где ты найдешь? Фашистскую газетину никто и не читает и не держит, наши не сохранились…

Но Витя стоял на своем.

— Если крепко захотеть, можно достать.

На другой день утром, лежа в кровати, Витя прислушивался к тихим домашним утренним звукам. Мягко ступая в старых войлочных туфлях, ходила мать. Растопила плиту, подогрела чай. Поднялся отец; долго умывался, отфыркиваясь. Витя знал, что сейчас отец стоит, низко склонившись над тазом, и, подставив широкие ладони, ждет, когда мать нальет в пригоршни воду. Потом подносит ладони к лицу, и крупные брызги летят в стороны.

Умывшись, отец сел за стол, и стал не спеша: прихлебывать горячий чай. Витя нарочно не вставал. Было слышно, как мать сливает из таза воду в ведро. Хлопнула дверь, мама понесла ведро с помоями. Вите стало стыдно — ведь это его обязанность. Но уж очень хотелось насладиться сюрпризом до конца…

Вот мама вернулась, звякнула пустым ведром и прошла к отцу. В руках ее шуршит газета.

— Смотри-ка, отец — слышит Витя ее голос. — Не ты вчера газету обронил? Открываю дверь, а она прямо к ногам вывалилась.

Витя сделал вид, будто он только что проснулся, быстро вскочил с постели и подбежал к столу.

— Что такое? Что это, мама?

— А наш пострел и здесь поспел, — пошутил отец. Он взял в руки газету истал рассматривать. Это был старый, еще довоенный номер областной газеты «Красный Крым». Передовая призывала к новым успехам в социалистическом соревновании. В статье на второй странице критиковали жилищный отдел горсовета за недостатки в ремонте квартир. Все было просто, буднично. Но от всего этого веяло нашей, советской жизнью. Михаил Иванович с интересом продолжал разглядывать газету. Лицо его все больше светлело. Он перевернул четвертую страницу и удивленно, поднял брови.

— А что, Виктория, ведь это нам с тобой привет прислали. Сегодня какой день-то? Помнишь ли?

— Двадцать третье февраля сегодня, — выпалил Витя. — День Красной Армии.

— А ну, глядите, — протянул газету отец. На верхнем поле, над текстом стояли отпечатанные жирным шрифтом слова: «Да здравствует Красная Армия!»

Отец совсем повеселел. Складки на лице его разгладились. Он передал матери газету и провел рукой по голове, словно приглаживая волосы, — привык к этому движению еще с той поры, когда носил пышную шевелюру. Теперь шевелюры не было, а привычка осталась.

— Славно отпечатано, — сказал Михаил Иванович. — Будто в типографии. Да и краска-то вроде газетная.

Он взял газету, наклонившись, понюхал краску.