Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан

Витя, почти не спускавший глаз с «Мазепы», обрадовался. Он быстро достал альбом, устроился на подножке автобуса и начал торопливо рисовать.

Через полчаса, когда собрались уезжать, портрет был в основном готов. Не получалась кепка, но Мазепе она и не нужна. Лицо же с пушистыми усами, горбатым носом и серыми, глубоко запавшими глазами отработано полностью.

Ребята заметили рисунок. Кто-то подбежал к леснику.

— Дядя, посмотрите, как Витя Коробков вас нарисовал. Всякий узнает.

Незнакомец подошел, взглянул на рисунок, потом взял его в руки, долго и внимательно рассматривал.

— Да, — похвалил он, наконец. — Славная работа. Вот-то будет подарок дочке!

Витя смутился и сделал вид, что не понял намека.

— Подаришь на память? — спросил усач.

— Что вы! Это же только набросок. Я для себя рисовал, кое-как! И он мне нужен очень…

— Да что ты ломаешься, — раздраженно оборвал лесник. — Не хочешь даром отдать? Так бы и сказал! Держи, — он вынул из кармана новенькую пятирублевку.

Витя вспыхнул. Грубость незнакомца, нелепое предложение продать портрет обидели его.

— Нет, — тихо сказал он, пряча альбом в чемодан. — Не надо. Я рисунками не торгую. А дарить вам тоже не хочу! — сердито глянул он на лесника и даже вздрогнул: с такой злобой смотрели на него маленькие серые глаза «Мазепы».

Через минуту автобус легко бежал с перевала. Витя мрачно глядел в окно. Ему была неприятна ссора с лесником, который сидел на передней скамье и бросал на него косые взгляды.

Они подъезжали уже к городу, когда автобус остановился. В открытую дверцу заглянул военный в фуражке с синим околышком.

— Проверка документов, — сказал он шоферу и обернулся к ребятам: — Артековцы! Почернели, загорели. Ну, как отдыхалось, пионеры?

— Хорошо отдыхалось! — закричали наперебой ребята. — В море купались, в походы ходили. Теперь домой.

— Ну что ж, — улыбнулся пограничник. — Вас беспокоить не будем, пионерам паспортов не положено. — Он обратился к леснику: — Ваши документы, товарищ!

Лесник полез в боковой карман, достал бумажник.

— Пожалуйста, — сказал он и стал объяснять: — Работаю на комбинате «Массандра». Еду по делам в Симферополь. Вот командировка, паспорт.

Военный внимательно посмотрел документы и вернул их обратно.

— Все в порядке, гражданин Вершков, — сказал он. — Можете ехать, — и, приложив руку к козырьку форменной фуражки, кивнул шоферу.

У въезда в город пассажир попросил остановить машину и весело распростился с пионерами.

Автобус подвез ребят к вокзалу. До отхода поезда оставалось еще несколько часов. Витя с Гришей Новиковым пошли в город. Побывали в картинной галерее, краеведческом музее, посидели в городском саду. Но, шагая по улицам города, осматривая картины и экспонаты музея, Витя все время испытывал какое-то неясное беспокойство. Он никак не мог вспомнить что-то затерявшееся в памяти, а вспомнить это было совершенно необходимо, хотя он и не мог себе объяснить — зачем? Весь день он чувствовал себя неловко, беспокойно и только вечером, уже в вагоне, лежа на второй полке рядом с Гришей Новиковым, вдруг неожиданно вспомнил: «Мазепа» сначала назвался лесником, а потом — пограничнику — работником «Массандры». Вот что не давало ему покоя!

Витя обрадовался, поймав, наконец, подсознательно мучившую его мысль. Но теперь встал тревожный вопрос: а почему «Мазепа» так сделал?

— Гриша, а в «Массандре» есть лесники?

Новиков изумился:

— Зачем они тебе?

— А дядька, что с нами ехал, там лесником работает.

— Ну и что?

Витя не ответил. Почему, в самом деле, не быть в «Массандре» леснику? Там леса кругом, сады… Он облегченно вздохнул, отвернулся к стенке и закрыл глаза.

Поезд мягко качнулся и отошел от станции.

Родной город встретил Витю боевой красноармейской песней.

пели новобранцы, усаживаясь в вагоны. Феодосия посылала своих сыновей на фронт.

Витя в первый же день обежал всех знакомых ребят. Он повидался со Славкой, с Шуриком Воробьевым, с Юрой Алехиным. Сколько было новостей! Ребята не хуже взрослых знали все, что происходило в городе. Отдыхающие разъехались. В зелени санаторных парков прятались зенитные орудия. Они стояли и на Митридате, и на Лысой горе. По вечерам город погружался в тьму: сами жители строго следили за светомаскировкой. На буксиры, товарные суда ставили зенитные пулеметы. Создавалось городское ополчение. Записался в него к Михаил Иванович Коробков. Теперь Витя по вечерам провожал отца на военные занятия. Ополченцы учились стрелять, рыть окопы, маскироваться. Все было подчинено одному: войне. И казалось невероятным, что совсем недавно люди жили без сводок Совинформбюро, без этой постоянной мысли о фронте, без этого крайнего напряжения всех сил.