Юрий Корольков: СНОВА В КИТАЕ

– Оксана, давай халат!.. Скажи, чтоб несли...

– Что?

– Они знают...

Оксана сходила к машине и протянула Сашке халат. Он повернулся спиной: «Завяжи». Брезгливо, стараясь не прикасаться к его горячей спине, она затянула тесемки. Двое принесли железный ящик, сняли замок и ушли. Кондратов вынул термос, такой же как там, в Номонганских песках у ветеринара, – с изображением розовощекой девочки, наливающей чай из термоса в голубую чашку.

– Что это? – спросила Оксана.

– Подарок на тот берег... – скривив рот, усмехнулся Сашка. Он зашел по колени в воду, полы халата намокли и потемнели. Кондратов стоял весь в белом, как санитар, засучив рукава выше локтей. Потом, отвернув крышку, наклонил термос, в реку потекла густоватая, белесо-серая жидкость, но тут Кондратов оскользнулся, потерял равновесие, взмахнул термосом и вдруг изменился в лице – содержимое термоса текло по его руке.

– Сулему!.. Давай сулему! – испуганно закричал он.

– А что это?

– Сибирка!.. Давай сулему...

– Так ты... ты...

Оксана уже не владела собой... Ей нужно только схватить пистолет. Она сбросила на землю санитарную сумку и, будто отстегивая пряжку, потянулась к кобуре, выхватила револьвер. Кондратов полоскал в воде руку и ничего не видел. Поднялся, шагнул к берегу. Оксана повернулась к нему и выстрелила сверху вниз... Потом еще и еще раз...

По взгорку к берегу Аргуни бежал ветеринар-японец.

– Хома угей! – процедила Оксана и пошла ему навстречу...

...В Хайлар ее везли в кузове со связанными руками, и ветеринар всю дорогу держал наготове револьвер. Убитый Кондратов лежал тут же, накрытый брезентом. В Хайларе Оксану передали в жандармское управление и оттуда переправили в Харбин. Случай был из ряда вон выходящий, и полковник Асано своей властью отправил ее на станцию Пинфаль, в отряд № 731. Полковник, так же как и любое жандармское отделение, имел право самостоятельно выполнять «особые отправки» в Пинфань, откуда никто не возвращался...

Замаскированная под санитарную тюремная машина ночью привезла арестованную в научно-исследовательский отряд № 731. От ворот уединенного научного городка, обнесенного рвом и бетонной стеной, машина въехала в подземный тоннель и остановилась в подвальном этаже внутренней тюрьмы, заслоненной со всех сторон корпусами жилых зданий, подсобных помещений, лабораторий с широкими окнами. Из окон лились потоки света на клумбы цветов, на зеленый, аккуратно подстриженный газон, освещали аллеи молодых деревьев и теннисные корты. Но Оксана ничего этого не видела. Окна санитарной машины были затянуты изнутри стальной решеткой и закрыты непроницаемыми матовыми стеклами. Она сидела в углу, устремив в одну точку невидящие глаза. Ее вывели из машины, поставили перед барьером, и дежурный в форме капрала расписался в получении заключенного 937. Фамилий в тюрьме не существовало. Он посмотрел на план-схему тюремных этажей, нашел свободную клетку и перечеркнул ее накрест.

Капрал даже не взглянул на женщину – бревно, как называли в тюрьме подопытных заключенных, не представляло для него интереса. Он распорядился доставить № 937 в камеру на третьем этаже и, потянувшись, посмотрел на часы – скоро ли смена.

В глухой тишине Оксану провели по лестнице на третий этаж и толкнули к клетке из толстых железных прутьев с низенькой дверцей, в которую можно было пролезть только на четвереньках...

14 мая 1939 года кавалерийский отряд японо-баргутов в триста сабель атаковал монгольскую заставу, занял аил Дунгур и, преследуя монгольских пограничников, вышел на восточный берег реки Халхин-Гол, углубившись на монгольскую территорию до двадцати километров. Следом за передовым отрядом в конном строю подошли еще четыреста всадников.

Начиная с первых чисел января в районе песчаных высот Номонган Бурд-обо японские войска более тридцати раз нарушали монгольскую границу. Но этот последний удар японо-баргутской конницы, поддержанный действиями авиации, был особенно сильным.

В тот день, еще не зная о последних событиях, старший лейтенант Афиноген Быков, назначенный командиром сводного мотострелкового батальона, выехал на рекогносцировку в Тамцан-Булак, где по приказу штаба корпуса батальону предстояло сосредоточиться на случай непредвиденных действий со стороны противника.

Кроме комбата, сидевшего впереди рядом с шофером, в газике ехал его заместитель по политической части – старший политрук Владимир Жигалин, а с ним рядом теснились связной комбата Степан Демченко, красноармеец, первого года службы, и переводчик Гоможап, прикомандированный из монгольской дивизии.