Юрий Корольков - В ПРАЗДНИК ЦВЕТУЩЕЙ ВИШНИ

Мияги еще раз встретился со штабным офицером и между прочим спросил – когда же приезжают берлинские гости? Офицер махнул рукой:

– Теперь это не паша забота.

Фраза ничего не объясняла, только запутывала. Почему «теперь», что было раньше, чья же это забота теперь? Многое прояснилось лишь в разговоре с Оттом по совершенно другому поводу.

Германской контрразведке в Берлине удалось раскрыть шифр, которым пользовался японский военный атташе полковник Осима в переписке со своим генштабом. Эйген Отт не утерпел и поделился радостью с Рихардом – теперь у него почти не было тайн от Зорге. Разговор происходил как раз перед отъездом полковника в Германию на большие военные маневры в Бад Киссинген. Отт советовался с Рихардом, как информировать военные круги Германии на случай, если там зайдет разговор о японском военном потенциале.

– Что касается меня, – сказал Зорге, – я бы не много дал за наш будущий военный союз с Японией. Для нас он станет обузой. – Зорге стремился внушить эту мысль своему собеседнику.

– Но в Цоссене придерживаются другого мнения. – Отт говорил о германском штабе вооруженных сил. – Мы сами ищем союзника на Востоке.

– Видишь ли, Эйген, когда нет шнапса, идет и пиво...

– А вот посмотри! – Полковник Отт вынул из сейфа несколько страничек, отпечатанных на машинке, и протянул их Зорге. Это были выдержки из расшифрованных донесений японского военного атташе в Берлине полковника Осима. Рихард не мог читать уж слишком внимательно то, что показал ему Отт, только пробежал глазами и отдал. Но для него и этого было достаточно.

Полковник Осима докладывал в генеральный штаб о том, что к нему явился офицер связи германских вооруженных сил и передал личное предложение Риббентропа – заключить оборонительный союз между Германией и Японией против Советского Союза. Офицер сказал: может быть, этим предложением заинтересуется японский генеральный штаб – теперь Квантунская армия стоит на советской границе.

Осима запрашивал, что думает по этому поводу генеральный штаб.

Начальник генерального штаба ответил, что военное руководство Японии не возражает против идеи Риббентропа, но желает изучить и уточнить кое-что и для этой цели направляет в Берлин подполковника Вахамацу.

Было еще сообщение о прибытии Вахамацу в Берлин и его встрече с Бломбергом – военным министром Германии.

В конце полковник Осима докладывал, что, в связи с заключением советско-монгольского пакта о взаимопомощи, германская сторона считает целесообразным вести дальнейшие переговоры по дипломатической линии, придав договору форму антикоммунистического пакта.

– Что ты на это скажешь? – спросил Отт.

– То же, что прежде, – в Берлине недооценивают силы русских и переоценивают военный потенциал Японии. Это пахнет авантюризмом.

– Но не могу же я сказать это фон Бломбергу!

– Не знаю, – пожал плечами Зорге. – Это я говорю тебе, а не Бломбергу...

– Возможно, ты и прав, – в раздумье произнес Отт.

Теперь доктор Зорге мог свести концы с концами в той разрозненной информации, которая поступала к нему раньше. Понятной стала и последняя фраза штабного офицера: «Теперь это не наша забота». Генштаб передавал свои функции в переговорах министерству иностранных дел.

Одзаки и Зорге долго обсуждали, почему все так получилось. Они пришли к выводу, что прямые военные переговоры между генеральными штабами Японии и Германии были прерваны именно потому, что состоялось подписание советско-монгольского договора. В самом деле – теперь Квантунская армия не сможет уже создать военный конфликт в Монголии по образцу внутреннего «мукденского инцидента». Конфликт на ее границах сразу же вызовет соответствующую реакцию в Советской России. Японии и Германии нужен более гибкий дипломатический договор, своим острием тайно направленный против Советского Союза. Таким договором мог быть антикоминтерновский пакт, под которым скрывался военно-политический договор против Советского Союза. Дальнейшие события подтвердили этот вывод. Позже Зорге писал:

«С самого начала, как только я узнал, что рассматривается какой-то вариант пакта, я понял, что немецкие правящие круги и влиятельные японские военные руководители хотели не просто политического сближения двух стран, а самого тесного политического и военного союза.

Задача, поставленная мне в Москве, – изучение германо-японских отношений – теперь встала в новом свете, поскольку не было сомнения, что главным, что связывало две страны в то время, был Советский Союз или, точнее говоря, их враждебность к СССР. Поскольку я в самом начале узнал о секретных переговорах в Берлине между Осима, Риббентропом и Канарисом, наблюдения за отношениями между двумя странами стали одной из самых важных задач моей деятельности. Сила антисоветских чувств, проявленная Германией и Японией во время переговоров о пакте, была предметом беспокойства для Москвы».