Лен Джованитти - Кавалер ордена Почета

Он усмехнулся:

— Я и сам не прочь покурить. Еще одну дам, а потом добывай сам. Это нетрудно. Все достают это добро.

Блонди увел меня за палатку, и мы сели на землю.

— Я открыто не курю, только в патруле. — Тут всегда крутится пара усердных сержантов, которые, стараются еще больше отравить жизнь. Я не хочу давать им пищу.

Мы закурили. Марихуана действовала хорошо. Мой мозг отделялся от ноющих костей. Мы молча сидели, наслаждаясь прохладным ночным воздухом. Приятно было освежиться после удушающей жары долины. С каждой затяжкой образы смерти медленно отступали. Я погружался в какое-то туманное небытие. По-иному действовала травка на Блонди. Словно издалека до меня доносилось жужжание ею голоса. Он был в своем раю, мечтая о плотских наслаждениях. Меня с ним не было. Потом он вернулся во Вьетнам.

— Тридцать дней, Гласс. Один несчастный месяц — это все, что мне осталось пройти.

— Надеюсь, что пройдешь, — сказал я.

— Надейся, черт возьми!

— Доллу не пришлось…

— Плевать на Долла. Сам виноват. А я не убийца. Ты что, хочешь меня напугать?

— Нет. Ты меня не так понял. Я хочу, чтобы ты выжил. Ты хороший парень.

Блонди хмыкнул, и мы опять замолчали, докуривая остатки сигарет. Наконец я спросил:

— Что значит «сам виноват»?

— Это значит, что убийцы обычно получают по заслугам. Так часто, случается.

Я еще больше заинтересовался:

— В конце концов их убивают вьетконговцы, да?

— Вьетконговцы, как бы не так! — Он закурил новую сигарету и передал мне: — Выкурим вместе. Что-то паршиво на душе.

Я медленно, глубоко затянулся и вернул ему сигарету.

— Но ведь Долла убил вьетконговец? Он хитро улыбнулся:

— Тебе еще многому надо поучиться, Гласс. И времени для этого предостаточно.

Я беззлобно ухмыльнулся:

— Ты что, хочешь меня напугать, Блонди?

Он покачал головой, затянулся и уставился на догорающую сигарету.

— Эта штука проясняет и прочищает мозги; как-то резче видишь вещи. Понимаешь меня? А с тобой тоже так?

— Да. — Я бежал впереди и терпеливо ждал, пока он догонит.

Он передал мне сигарету:

— Докуривай. Я больше не хочу. — Он закрыл глаза и откинул голову на угловой кол палатки: — Помнишь, я говорил тебе о случаях, когда свои убивают своих?

— Как же, помню.

— Так теперь ты знаешь.

— Что знаю?

— Долла убили свои.

— Почему ты так думаешь?

Блонди рассмеялся:

— Ты слышал, что произошло, и видел результаты. А теперь сопоставь.

— Ты сам сопоставь.

— Пожалуйста. Долл пошел в поле, откуда стреляли вьетконговцы, так? Томас пошел сразу за ним, так? Потом мы услышали одиночный выстрел, а за ним короткую очередь. Томас возвращается один и рассказывает свою историю, а мы идем за Доллом — и что же находим?

— То, что сказал Томас.

— Да, но не совсем то. Три мертвых гука, застреленные, к чертовой матери, но у одного лишняя свежая дырка в башке. Я думаю, эту дырку пробил Долл. А потом ему разнесли голову. Я считаю, что это сделал Томас.

— Почему ты так считаешь?

— Я слышал выстрелы, как и ты. Я не могу отличить одиночный выстрел М-16 от гуковского автомата, но очередь М-16 знаю хорошо. Это была М-16. Долл не стал бы поворачиваться спиной к гуку, если бы не убедился, что он мертв. Кроме того, у него снесен весь затылок, ты видел. Такого не сделаешь одной пулей.

— Значит, Томас убил Долла?

— Да. Наверное, Долл собирался продырявить головы двум другим, когда Томас его застрелил.

— Но почему?

— Потому что Долл был садист и сволочь. Он заставил Томаса лежать под огнем рядом со Стариком, а потом вырвал у него командование и повел нас до конца этой проклятой лощины без всякой надобности, только чтобы прославиться и выглядеть героем. Все это накапливалось в душе Томаса, и он выбрал подходящий момент. Это хитрая бестия. Он замел все следы.

— Но он убил своего.

— Он убил сукина сына, подлого убийцу, который завел нас в засаду. А солдаты, убитые по вине Долла? Они в счет не идут?

— Конечно идут. Но Долл их не убивал. Тут есть разница.

— Я не хочу проливать кровь ни за какого Долла. Мы все из-за него могли погибнуть.

— И никто не узнает, что сделал Томас, кроме нас с тобой?

— Каждый солдат знает, если только это не первый его патруль, как у тебя. И медики узнают, когда достанут пулю из черепа Долла. Они умеют отличить пулю М-16 от пули гуковского автомата.

— И никому не скажут?

— Никто никому не скажет. Это не их дело. А ты собирался разболтать лейтенанту, а? Ручаюсь, что ты все еще страдаешь из-за того мальчишки у реки.