Лен Джованитти - Кавалер ордена Почета

— А гибель Старика? Она тебя не мучает?

— Конечно. Но не надо было ему убивать мальчишку. Не было для этого никакой причины.

— Он не мог ждать, пока появится причина. Ведь мальчишка мог нас всех погубить. Об этом ты подумал?

— Каким образом? Он сказал нам, что чарли на том берегу, и боялся идти с нами.

— Ну и что?

— Значит, он не был врагом. Он просто вышел ловить рыбу для пропитания.

— Ерунда. Ты бы его отпустил, да? А он побежал бы обратно в свою деревню и сообщил, где мы находимся. И через десять минут мы попали бы в засаду.

— Ты в самом деле веришь, что этот мальчишка был вьетконговец?

— Oн мертв, а всякий мертвый гук вьетконговец.

— Ты рассуждаешь, как Долл. Я думал, ты другой.

— Поди ты, Гласс! Что ты знаешь? Долл убийца. Здесь много убийц, но я не из таких. Я никого не убивал за триста тридцать три дня. Тридцать четыре. Я никому не отрезал уши, а это обычное дело. И не я перерезал горло этому мальчишке, но не мне быть судьей в этом деле. Не для того я здесь.

— Да, ты не такой, как Долл, — извинился я. — Но неужели ты не понимаешь, что убить деревенского мальчишку не то же самое, что отрезать ухо мертвому солдату?

— Я знаю только, что могу делать и что не могу. Я мирюсь со всем, что здесь происходит. И, ты лучше поскорее привыкай, если хочешь выжить.

Я не отступал от своего решения:

— Когда мы вернемся, я собираюсь в точности доложить, что случилось с этим парнишкой. Кто-то должен об этом рассказать.

— Он мертв, и Старик мертв. Какое это теперь имеет значение?

— Я не мертв, и это имеет значение для меня.

— Ты просто спятил и психуешь, потому что это твой первый патруль. Поверь мне: я знаю, что ты чувствуешь. Я тоже пережил это, но ко всему привыкаешь. Через пару днем ты забудешь об этом мальчишке. Прежде чем кончится твой срок, ты забудешь многое похуже сегодняшнего дня.

— Ты не понимаешь. Я не хочу забывать.

— Если будешь все переживать, то кончишь в психиатричке.

Я ничего по ответил. Пропасть между нами была слишком широка. Но Блонди не замолчал. Он беспокоился за меня, и я это оценил.

— Послушай-ка, Гласс. Когда мы вернемся, пусть докладывают Долл и Томас, слышишь? Как они скажут, так и было. Если ты откроешь рот перед лейтенантом, то попадешь в большую беду. Долл отъявленный негодяй. Знаю таких. Он уже невзлюбил тебя и может причинить тебе много зла. Много зла, понимаешь?

— Что он может сделать?

— Он может сделать тебя «случайной жертвой». Пустить в тебя пулю, вот что. Не связывайся с ним. И лучше постреляй куда-нибудь, прежде чем мы оставим лагерь. Конечно, можно испытывать страх, но не так долго. Ты слышишь?

— Слышу. Спасибо.

Блонди повернулся на бок и прижался ко мне спиной на остаток ночи. Он разочаровал меня, но я был рад, что он не убийца.

На рассвете мы двинулись обратно в лощину. Я радовался первым лучам солнца, пробивавшимся через листву деревьев. Они действовали успокаивающе. Когда мы осторожно пробирались через заросли, меня опять поразила нелепость нашего положения. Звуки джунглей были такими приятными, что трудно было поверить, что где-то нас подстерегает невидимый противник. Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что надо бежать прочь из этой лощины. Мне было более чем достаточно зверств и смертей. Но я с трудом тащился вперед, повинуясь приказу и держа наготове винтовку. Только бездумное состояние, вызванное сигаретой с марихуаной, которую Блонди дал мне на рассвете, позволило кое-как держать себя в руках. Травка была моей скрытой силой, единственным утешением в этой лощине.

Пройдя метров сто в глубь джунглей, мы увидели первые признаки работы «кобр». Вырванные с корнем деревья в путанице изрезанных лиан, густые заросли, усеянные воронками. В одной из воронок распласталось маленькое тело в черной пижаме, немногим больше того мальчика на берегу реки. Прямым попаданием ему оторвало руки, босые ноги покрывала запекшаяся кровь, но втянутая в плечи голова была нетронута, а на плече все еще висела винтовка.

Первым к нему подошел Долл. Спустившись в воронку, он отрезал ухо мертвеца и сунул его в ранец. Томас взял винтовку и перекинул ее через плечо. Они напоминали опытных мусорщиков, довольных каждый своей добычей. К ним присоединились другие солдаты и захватили оставшееся: патронташ, второе ухо, нос, пальцы ног. Так оно и шло. Искалеченный труп раздал свои части на сувениры, и цена вражеского тела возросла.

Мы продолжали путь. Джунгли обгорели до коричневого цвета от зажигательных бомб. Было жарко и влажно. Тишину нарушало только щебетание птиц. Каким-то чудом они пережили разрушительный налет. И каким-то чудом выжил и противник. Больше не встречалось трупов — некого было обирать.