Лен Джованитти - Кавалер ордена Почета

— Оттащим его в кусты, — сказал он. — Если гуки найдут Старика здесь, они разденут его догола. А когда вернемся, вызовем вертолет, чтобы его увезти.

Мы оттащили тело сержанта Стоуна — я так и не узнал, как его звали, — в высокую траву у самого берега реки. Потом занялись другим мертвецом, тем, что на дереве.

Томас дотянулся, обрезал ремень автомата и взял его себе. Долл обдумывал положение. Ему хотелось заполучить уши чарли, но тело повисло на толстом суку в шести футах над землей, и он не мог достать до головы. Долл хотел было стащить труп на землю, но раздумал. Ему поправилась идея оставить скрюченный труп на дереве. Это будет хороший ориентир для них на обратном пути. Он удовольствовался средним пальцем с правой руки чарли, который мог достать без труда и отрезать ножом. Потребовалось лишь какое-то усилие, чтобы перерезать кость.

Согласно карте мы сейчас находились строго на восток от лощины. От заминированного участка на берегу реки прямо на запад вела тропинка через заросли травы к опушке леса. Мы не пошли по тропинке, а стали пробиваться через высокую густую траву. Солнце стояло прямо над головой, раскаляя наши каски. У меня стучало в висках, от жары, но еще больше мучила трава. Приходилось рубить ее на уровне глаз, чтобы уберечь лицо от режущих краев. Я держался вплотную к Блонди и не хотел отрываться. Он был единственный человек, который проявил ко мне какое-то участие. Двое других заботились только о себе. Я вспомнил правило из курса начального обучения: на первом месте задание, на втором твои солдаты, а потом уже ты. Чепуха! Долл научил меня истине: на первом месте своя шкура, потом твой приятель, и наплевать на задание. Так было в этом первом патруле, и так было в течение всего года моей службы во Вьетнаме. Спросите любого, кто был там в шестьдесят восьмом и шестьдесят девятом годах. Если они скажут вам другое, значит, врут. Перед лицом возможной казни на электрическом стуле за совершенное мною я не стану лгать. Ложь мне не поможет.

Я не могу отвлечься от условий, в которых пишу. Решетка камеры в трех футах от меня, и мой тюремщик стоит на страже, пока я пишу. Иногда трудно сосредоточиться на том первом патруле и на всем, что потом последовало. Это кажется мне теперь таким нереальным. Единственная реальность для меня — это предстоящий суд. И все же мне нужен строгий взгляд тюремщика, который не может скрыть ненависти ко мне. К счастью, он бессилен мне помешать. Итак, я продолжаю.

Мы достигли опушки леса без приключений. Медленно, с трудом пробивались через заросли травы, усталые как собаки от жары и душевного напряжения, постоянно настороже в ожидании противника. Пока не встретился мальчик на берегу реки, патруль был самым обычным. Мы испытывали только физические трудности. Но убийство мальчика подействовало на меня гораздо сильнее, чем телесные страдания. А внезапная гибель Старика и первая встреча с противником только усилили напряжение. Меня сковал страх перед противником и растущее беспокойство за товарищей по патрулю.

Перейдя реку, мы оказались на территории противника, на его поле, только это была скорее игра в прятки, чем в бейсбол. В приюте, когда мои товарищи прятались, а я должен был их искать, я в напряжении ждал неожиданного. Но когда я прятался, напряжение спадало, потому что я мог наблюдать за искавшим из своего укрытия. На войне я быстро постиг, что всегда ищу, а противник прячется, наблюдает и ловит момент, чтобы застигнуть меня врасплох. За этот долгий год я никак не мог привыкнуть к такому положению, но никогда у меня не были так натянуты нервы, как в этом первом патруле.

Когда мы наконец остановились на опушке леса и бухнулись на землю отдохнуть и перекусить в тени, я уже превратился в сплошной комок нервов. Хотя уже больше семи часов у меня во рту не было ничего, кроме чашки кофе, я едва смог проглотить два кусочка из своего сухого пайка. Зато осушил почти половину фляги, и часть воды стекла по подбородку под рубашку. Я сразу почувствовал облегчение, внутреннее и внешнее.

Остальные ели с большим желанием, особенно капрал Томас, который не терял аппетита ни при каких обстоятельствах. Блонди, почувствовав мое состояние, предложил мне единственное в этих условиях лекарство — еще одну сигарету с марихуаной, всю для меня. Я был ему очень благодарен. Докурив, я размяк, как тряпичная кукла, но внимание мое обострилось. Я с интересом наблюдал за капралом Энди Доллом. Он разглядывал нас с выражением презрения на лице, не наслаждался отдыхом на траве, и мы, остолопы, были ему ни к чему, только раздражали. Капрал Томас сидел в стороне, откинув голову на ствол дерева и закрыв глаза.