Григорий Люшнин: Строки, написанные кровью

Недалеко от Рязани, где сливаются и впадают в Оку две речушки — Шуринка и Плетенка, жил мальчишка, курносый, белобрысый, крепкий, как орешек. Друзей у него было считано-несчитано. Он и с девчонками дружил. Ведь это они, и не однажды, штопали ему рубаху или штаны, когда он рвал их на деревьях, лазая в грачиные гнезда за яйцами.

Любимым местом в родном краю для беготни были овраги, окружавшие село со всех сторон. Они лежали, как большие зеленые пасти. В них можно легко заблудиться. Но стоит вылезти, все будет ясно — где находишься и как идти к дому.

Еще любил мальчишка в летнее время, когда созреют яблоки и груши, чужие сады. Владельцы садов специально делали шалаши и сидели в них, подкарауливая мальчишку.

Но больше всего он любил в грустные осенние вечера слушать песни в своей избе, куда собирались бабы «на посиделки».

Мальчишка влезал на остывающую печку, ложился ближе к трубе и не сводил глаз с певиц — соседей и теток своих по матери.

Песни был печальные: о дружке милом, который должен вернуться издалека; и о друге, что покинул навсегда любимую. Но стоило певицам затянуть веселую, как мальчишка начинал улыбаться, а где повторялись строки, сам подпевал. А наутро на крутом берегу Шуринки рассказывал содержание песен друзьям.

А вот частушки, которые под балалайку или гармошку распевали парни и девчата, проходя на вечерку мимо окон дома, он знал все наизусть. И однажды сам сочинил частушку, которую запели на селе:

Утренние зори на рязанщине мальчишке казались сказочным явлением. Захотелось ему узнать, кто же поднимает зарю. Он не спал всю ночь. И вот после щелканья соловья и первого крика петухов начало рассветать. Значит, от песен и крика поднимаются зори!

Годы шли и тянули мальчишку, давая ему рост и силу. И вот этот мальчишка стал парнем, но не в селе, а уже в городе Москве, куда отец привез учиться мастерству. Парень работает на заводе. Он видит, как плавится в мартеновских печах металл. Он слышит громовые раскаты прокатных станов. У него появляются новые друзья и новые песни: боевые и лирические, марши и гимны. Парню захотелось научиться петь. Но из этого ничего не вышло.

Парень задумал написать стихи. Ведь сочиняют другие, как он, люди. И парень написал стих о своей профессии:

Жизнь шла. Россия расцветала, крепла. И вот на Россию, родину этого парня, напал враг — гитлеровский фашизм. Парень становится солдатом. Солдат уходит на фронт и сражается против оккупантов, защищая каждую пядь родимой земли. И солдат пишет стихи:

В одном из боев солдата ранило. И он оказался на территории, временно занятой врагами. Солдат пленен.

Далеко позади фронтовая линия. А здесь, за колючей проволокой, под открытым небом сидят и лежат раненые русские солдаты. У ворот в толпе охранников стоит комендант-эсэсовец со свастикой на рукаве. До чего свастика схожа с пауком. Вот этот паук и сплел стальную паутину, окружив нас ею со всех сторон. А кончив работу, присел на рукав фашисту и замер.

Пропитанная дождем земля кажется теплой, иногда раскаленной, — это тем, у кого ноют на теле раны. Никакой медицинской помощи. Ребята сами помогают друг другу перебираться с места на место. И так изо дня в день. Потом вдруг раненых — в одну сторону, а кто покрепче — в другую, и по разным дорогам увозят и уводят с русской земли в неродные края под дикие крики и выстрелы.

Четверо суток в дороге. Днем солнце палит, а вечером, если не дождь, то ветер с пылью. А вот и нашлось помещение — божий храм. Его железные двери на замке. Но от автоматной очереди замок слетает и падает под ноги конвоиру. Тот, выругавшись, отбрасывает его в сторону сапогом. Конвоир с силой открывает двери и, ударяя по спинам прикладом, загоняет узников, как овец. Охрана довольна: теперь нас не надо караулить. Закрыли ворота — и спи себе всю ночь, не убегут, не в поле. Набив храм до отказа военнопленными, двери запирают.