Оксана Турчанова: Шиза и Малыш

Со своей подружкой она под предлогом перестановки мебели с огромным трудом уговорила грузчика Петю из располагавшегося по соседству продовольственного магазина придти и помочь передвинуть мебель. Расчетом за работу должен был выступить обильный магарыч с закуской. Когда упоенный в ноль грузчик ничего не соображал, мама затащила его в постель и отдалась ему. Конечно, только он чуть-чуть протрезвел и, начав соображать, увидел с кем лежит, то сразу сбежал. Но поставленная цель была достигнута и, в итоге появился я.

Так я узнал, что у меня есть отец, его зовут Петр, и работает он в соседнем магазине. На следующий день, возвращаясь из школы, я с огромным волнением заглянул в подсобный двор магазина. Во дворе никого не было, за исключением небритого маленького мужчины с пропитым лицом, в грязном засаленном халате, который, издавая сильнейший запах перегара, храпел на приступке магазина в луже собственной блевотины. Это не мог быть мой отец.

— Петька! Твою мать! — выглянула из магазина продавщица, — Сволочь, опять нажрался. Да когда же это все закончится….

И она пропала в двери. Вместе с нею пропала моя сказка об отце. Лучше бы я не знал правды. Я развернулся, и, размазывая кулаками по лицу горькие слезы, кинулся прочь. За гаражами, забившись в кустах, я долго и безутешно рыдал, и успокоился только тогда, когда вместе со слезами из меня немного вышла боль. В этот магазин я больше никогда не ходил.

Обычно в моем положении мои сверстники стараются найти себе таких друзей, общение с которыми возвышало бы их в своих глазах и в глазах товарищей, и потому они всячески подлизываются и шестерят тем немногим счастливчикам, которых угораздило родиться мало того, что красивыми, так еще и получив при рождении богатых предков.

Но я — шиза. И потому не захотел идти проторенным путем серого быдла, а выбрал себе рисковую и трудную судьбу, полную невзгод и опасностей. Как говорят — мы пойдем другим путем.

То, что я далеко не гений, я прекрасно знал и понимал. Но, имея не завышенную самооценку, а, реально оценивая свои шансы в этой жизни, я не ставил себе несбыточные цели, а жил так, как я того заслуживаю. Хотя с другой стороны, может быть, что я занижал свои способности и возможности. Ведь ни один дурак не признается и не скажет, что он дурак. И не один умный не скажет, что он умный.

Начиная жить жизнью шизы, я даже не предполагал, насколько она окажется интересной, трудной и опасной. Чем-то сродни жизни шпиона в чужой стране в тылу врага.

Свой первый урок я получил в первом классе, в котором все мои сверстники сразу заметили мою человеческую неполноценность и с первого дня сделали меня объектом своих издевательств и насмешек. Мне было обидно и больно терпеть все те унижения, через которые я проходил, и мне хотелось мести. Толстый и высокий двоечник Петров, местный хулиган и гроза всех отличников и недоделков типа меня, не мог пройти мимо, чтобы не отвесить мне увесистого шелбана, тем самым, вызывая смех одноклассников. Я понимаю, конечно же, что я — урод, и бог, сотворивший меня, почему-то хотел, чтобы я страдал и каялся. Но нагадить Господу я еще не успел, каяться мне было не в чем, и у меня была своя, пусть маленькая, уродливая, но очень обидчивая гордость.

Решение пришло неожиданно. Словно дьявол подсказал мне совет, потому что не успел я ничего сказать, как в школьном туалете на глазах двух своих одноклассников, я достал из кармана дешевую карамельку, развернул ее и щедро оросил своей мочой, после чего снова завернул в бумажку. Заинтригованные одноклассники пошли за мной, потому что я ничего им не объяснил. В коридоре я подошел к Петрову, рука которого уже начала подниматься для очередного шелбана и вдруг замерла. Петров удивленно смотрел на конфетку, которую я молча протянул ему. Потом его дебильное лицо исказила гримаса удовлетворения, и он радостно схватил карамельку, попутно отвесив мне совсем легкого подзатыльника.

На следующей перемене вся школа знала, что Петров — чмо и урод, потому что он чуть ли не с бумажкой сожрал обоссанную конфету. И в мгновение ока он превратился из гордого орла в такой же презираемый объект насмешек, как и я. За это он бил меня долго и сильно, но моральное удовлетворение от сделанной мною гадости, намного превышало переносимые мною в тот момент физические страдания. Петров же, наоборот, избивая меня, горько рыдал, понимая, что никогда больше не сможет добиться уважения одноклассников. Даже силой.