Иван Кошкин - Когда горела броня. Наша совесть чиста!

— Времени на слаживание нет, — пробормотал Гольдберг.

— Нам главное, чтобы вы от нас не отстали, — ответил старший лейтенант.

Но к часу дня Ребятино взять не удалось. Две улицы разделяли какие-то триста шагов, но сил пройти их у второго батальона не было. Ужасающая плотность огня немецких пулеметов, противотанковых и пехотных орудий обрекала на неудачу всякую попытку проскочить обстреливаемое пространство. Гитлеровцам удалось подбить одну из «тридцатьчетверок», сперва повредив ей несколькими выстрелами гусеницы, затем пробив снарядом ствол пушки; танкисты покинули машину через люк в днище. Обездвижив и обезоружив танк, фашисты методично добили его, всадив две кумулятивные гранаты в моторное отделение. Дизельное топливо поджечь сложнее, чем бензин, но когда оно разгорается, потушить его почти невозможно. Асланишвили попытался проскочить пустыри под прикрытием дыма, но немцы, тщательно спланировавшие оборону деревни, продольным огнем прижали пехоту к земле.

Когда «тридцатьчетверка» Нечитайло с десятком красноармейцев сумела прорваться на ту сторону, против них бросили саперов с огнеметами. Закопченный танк украинца пришел назад, из пехотинцев никто не вернулся. Батальон поднимался в атаку дважды, и каждый раз отходил, захлебываясь кровью, сгорел Т-26 Кононова, одна из полковых пушек была разбита прямым попаданием немецкого снаряда. Первый батальон, пытавшийся обойти село при поддержке танков Бурцева, понес тяжелые потери и откатился назад. Подкрепление, посланное командиром полка, отчаянным рывком пробилось через ничейную полосу. Немцы немедленно контратаковали, забрасывая красноармейцев гранатами, выжигая огнеметами. Немецкие пулеметчики стреляли, положив ствол пулемета на плечо второго номера, их огонь сметал любое сопротивление. Не в силах держаться, уцелевшие бойцы отошли к крайним домам, вынося раненного в грудь начштаба второго батальона. Асланишвили, снова утративший хладнокровие, собрался лично возглавить атаку, бросить в бой все силы, но комиссар успел удержать бледного от ярости осетина от самоубийственного штурма.

В деревне разгорались пожары, но, несмотря на огонь и удушливый дым, ни одна сторона не собиралась уступать. Отбив третью атаку, немцы сами перешли в наступление, пытаясь на плечах отступающих бойцов ворваться на окраину, но были остановлены огнем танков и «максимов» пулеметной роты. В 14.30 командир 732-го полка доложил Тихомирову, что выполнить поставленную задачу не может, и комдив приказал прекратить атаки и закрепиться на достигнутых рубежах. Танкам было приказано отойти на сборный пункт для перегруппировки.

Уцелевшие семь танков первой и второй рот снова пересекли минное поле по своим следам. По пути Беляков со своим экипажем подцепил на буксир подорвавшуюся «тридцатьчетверку», рассудив, что даже если Евграфыч не сможет восстановить машину, то, по крайней мере, снимет что-нибудь на запчасти. Выйдя к лесному массиву, танкисты собрались было маскировать свои машины, но Петров приказал сменить расположение, и танки, пройдя по лесу полтора километра, встали на северной опушке. На вежливый вопрос комиссара, какого черта он гоняет машины туда-сюда, старший лейтенант, тщательно подбирая слова, объяснил Белякову, что, бегая по полю сперва в бой, потом из боя, батальон так наследил гусеницами, что теперь даже круглый дурак сможет сообразить, где располагаются советские танки. Комиссар кивнул и предложил закурить. Петров, на которого вдруг навалилось все напряжение прошедшего боя, в ответ предложил сесть, и комиссар вместе с комроты-1 шлепнулись на землю, прислонившись спинами к стволу сломанной танком сосны. Папиросы у Белякова были паршивые, но сейчас это было неважно, оба молча дымили, думая каждый о своем.

— Ты так и не смог комбата вызвать? — спросил комиссар.

Рядом загрохотал кувалдой Нечитайло, пытаясь выбить сердечник бронебойного снаряда, заклинивший погон башни, — машина украинца вышла из боя с орудием, развернутым к левому борту, и до сих пор пребывала в таком состоянии.

— Нет, товарищ батальонный комиссар, — Петров выпустил длинную струю дыма.

Перед его внутренним взором стоял танк покойного Кононова, вспыхнувший от попадания снаряда, но продолжавший идти вперед, пока не врезался в избу и не похоронил себя под грудой бревен.

— Он вызвал меня, сообщил, что идет на поддержку батальона 717-го полка, потом связаться с ним не удалось.